затруднений, вследствие чего нет необходимости в том, чтобы общество устанавливало и применяло санкции к тем, кто их нарушает.61 В отличие от обычая норма охватывает не весь отрезок деятельности, а какой то принцип, параметр деятельности, что составляет определенную меру вариативности поведения и его усложнения.62 Из всего перечня классификации норм Т. Парсонса63, мы выделяем культурные нормы, поддерживающие устойчивые принципы коммуникации, взаимодействия между индивидами и различными группами, так как в локальной субкультуре принято говорить на «своем» языке, читать и писать, любить музыку своего народа, поддерживать стиль и символику своей культуры. Определенность норм зависит от специфики объекта нормирования. Нормы определены в критериях грамотности владения языком. Язык выступает как наиболее универсальное средство по сравнению с другими знаковыми системами культуры. Так, язык в состоянии передать временные измерения (настоящее, прошедшее и будущее), модальность, лицо и т. д. Развитый язык обладает огромным запасом словесных значений, и притом дискретность его единиц и способность его комбинирования по многообразным правилам не устраняют его системности и способности к адаптации и к передаче все новых значений. Роль языка именно как консолидирующего психологического фактора зафиксирована и в результатах переписей населения. Понятие «родной язык», использовавшееся во Всесоюзных переписях, больше отражало не реальное языковое поведение, а именно представление о нем как языке «своей» этнической общности, т.е. как элементе этнического самосознания. При этом данные о родном языке для абсолютного большинства 01 Маркович Д. Ж. Общая социология: УчебникУПер с сербского. М.: Гуманит. Изд. Центр ВЛАДОС, 1998.-С. 322. 62 Там же. С. 104. 63 Этносоциология: цели, методы и некоторые результаты-исследования. М., 1984-е. 56. 74 |
среде, инертных социальных группах, он присутствует и на более продвинутых ступенях. Социально признанные образцы складываются в обычаи, по которым накопленный опыт передастся из поколения в поколение и от индивида к индивиду. Тем не менее, считать, что обычные правила являются исключительно консервативными и реакционными, было бы неверно. Напротив, обычные правила, способствуя стабильности социальных отношений, могут играть прогрессивную роль. Известно, что общество, наряду с переменами, испытывает потребность и в стабильности, чему способствуют обычные правила. Последние лее возникают спонтанно и чаще всего выполняются без затруднений, вследствие чего нет необходимости в том, чтобы общество устанавливало и применяло санкции к тем, кто их нарушает.91 92 В отличие от обычая норма охватывает не весь отрезок деятельности, а какой то принцип, параметр деятельности, что составляет определенную 92 меру вариативности поведения и его усложнения. Из всего перечня классификации норм Г. Парсонса93, мы выделяем культурные нормы, поддерживающие устойчивые принципы коммуникации, взаимодействия между индивидами и различными группами, так как в локальной субкультуре принято говорить на «своем» языке, читать и писать, любить музыку своего народа, поддерживать стиль и символику своей культуры. Определенность норм зависит от специфики объекта нормирования. Нормы определены в критериях грамотности владения языком. Язык выступает как наиболее универсальное средство но сравнению с другими знаковыми системами культуры. Так, язык в состоянии передать временные измерения (настоящее, прошедшее и будущее), модальность, лицо и т. д. Развитый язык обладает огромным запасом словесных значений, и притом 91 Маркович Д. Ж. Общая социология: УчебникТПср с сербского. М.: Гуманит. Изд. Центр ВЛАДОС, 1998. С. 322. 92 Там же. С. 104. <я Парсонс Т. Этносоциология: цели, методы и некоторые результаты исследования. М., 1984 с. 56. 97 дискретность его единиц и способность его комбинирования по многообразным правилам не устраняют его системности и способности к адаптации и к передаче все новых значений. Роль языка именно как консолидирующего психологического фактора зафиксирована и в результатах переписей населения. Понятие «родной язык», использовавшееся во Всесоюзных переписях, больше отражало не реальное языковое поведение, а именно представление о нем как языке «своей» этнической общности, т.е. как элементе этнического самосознания. При этом данные о родном языке для абсолютного большинства национальностей оставались достаточно стабильными. Хотя какие-то изменения, конечно, были. Например, от переписи к переписи росло число евреев, которые в качестве родного языка называли «язык другой национальности» (практически русский). С 1959 по 1979 г. доля их возросла с 78,5 до 85,8%. Языковая ассимиляция имела место и у пародов бывших автономных республик. У татар, например, доля лиц, признававших родным языком язык другой национальности, за тот же период выросла с 7,9 до 14,1%, у чувашей — с 9,2 до 19,3%, у коми — с 11,3 до 23,5%. Эти тенденции были восприняты наиболее остро и с началом перестройки интерпретировались интеллигенцией как национальный ущерб. В той ситуации язык выступал уже не просто как идентификатор, а как национальный символ. О необходимости сохранения всех функций «родного языка» писали лидеры национальных движений в Эстонии, Литве, Латвии, на Украине, в Узбекистане, Молдове, Татарстане, Белоруссии, Кыргызстане, Якутии и Туве. Перечисленные примеры сокращения функций «родных языков» в общественной и производственной сфере, в сфере образования и даже семейного общения стимулировали представления о необходимости придания языкам титульных национальностей статуса государственных. И как только такие требования стали лозунгом национальных движений и появились реальные возможности законодательного закрепления статусов 98 |