Проверяемый текст
Бестаева Эмма Шамиловна. Проблемы идентификации личности в этнокультуре (Диссертация 2009)
[стр. 73]

затруднений, вследствие чего нет необходимости в том, чтобы общество устанавливало и применяло санкции к тем, кто их нарушает.61 В отличие от обычая норма охватывает не весь отрезок деятельности, а какой то принцип, параметр деятельности, что составляет определенную меру вариативности поведения и его усложнения.62 Из всего перечня классификации норм Т.
Парсонса63, мы выделяем культурные нормы, поддерживающие устойчивые принципы коммуникации, взаимодействия между индивидами и различными группами, так как в локальной субкультуре принято говорить на «своем» языке, читать и писать, любить музыку своего народа, поддерживать стиль и символику своей культуры.
Определенность норм зависит от специфики объекта нормирования.
Нормы определены в критериях грамотности владения языком.
Язык выступает как наиболее универсальное средство
по сравнению с другими знаковыми системами культуры.
Так, язык в состоянии передать временные измерения (настоящее, прошедшее и будущее), модальность, лицо и т.
д.
Развитый язык обладает огромным запасом словесных значений, и притом
дискретность его единиц и способность его комбинирования по многообразным правилам не устраняют его системности и способности к адаптации и к передаче все новых значений.
Роль языка именно как консолидирующего психологического фактора зафиксирована и в результатах переписей населения.
Понятие «родной язык», использовавшееся во Всесоюзных переписях, больше отражало не реальное языковое поведение, а именно представление о нем как языке «своей» этнической общности, т.е.
как элементе этнического самосознания.
При этом данные о родном языке для абсолютного большинства
01 Маркович Д.
Ж.
Общая социология: УчебникУПер с сербского.
М.: Гуманит.
Изд.
Центр ВЛАДОС, 1998.-С.
322.

62 Там же.
С.
104.
63 Этносоциология: цели, методы и некоторые результаты-исследования.
М., 1984-е.

56.
74
[стр. 97]

среде, инертных социальных группах, он присутствует и на более продвинутых ступенях.
Социально признанные образцы складываются в обычаи, по которым накопленный опыт передастся из поколения в поколение и от индивида к индивиду.
Тем не менее, считать, что обычные правила являются исключительно консервативными и реакционными, было бы неверно.
Напротив, обычные правила, способствуя стабильности социальных отношений, могут играть прогрессивную роль.
Известно, что общество, наряду с переменами, испытывает потребность и в стабильности, чему способствуют обычные правила.
Последние лее возникают спонтанно и чаще всего выполняются без затруднений, вследствие чего нет необходимости в том, чтобы общество устанавливало и применяло санкции к тем, кто их нарушает.91 92 В отличие от обычая норма охватывает не весь отрезок деятельности, а какой то принцип, параметр деятельности, что составляет определенную 92 меру вариативности поведения и его усложнения.
Из всего перечня классификации норм
Г.
Парсонса93, мы выделяем культурные нормы, поддерживающие устойчивые принципы коммуникации, взаимодействия между индивидами и различными группами, так как в локальной субкультуре принято говорить на «своем» языке, читать и писать, любить музыку своего народа, поддерживать стиль и символику своей культуры.
Определенность норм зависит от специфики объекта нормирования.
Нормы определены в критериях грамотности владения языком.
Язык выступает как наиболее универсальное средство
но сравнению с другими знаковыми системами культуры.
Так, язык в состоянии передать временные измерения (настоящее, прошедшее и будущее), модальность, лицо и т.
д.
Развитый язык обладает огромным запасом словесных значений, и притом
91 Маркович Д.
Ж.
Общая социология: УчебникТПср с сербского.
М.: Гуманит.
Изд.
Центр ВЛАДОС, 1998.
С.
322.

92 Там же.
С.
104.
<я Парсонс Т.
Этносоциология: цели, методы и некоторые результаты исследования.
М., 1984
с.
56.
97

[стр.,98]

дискретность его единиц и способность его комбинирования по многообразным правилам не устраняют его системности и способности к адаптации и к передаче все новых значений.
Роль языка именно как консолидирующего психологического фактора зафиксирована и в результатах переписей населения.
Понятие «родной язык», использовавшееся во Всесоюзных переписях, больше отражало не реальное языковое поведение, а именно представление о нем как языке «своей» этнической общности, т.е.
как элементе этнического самосознания.
При этом данные о родном языке для абсолютного большинства
национальностей оставались достаточно стабильными.
Хотя какие-то изменения, конечно, были.
Например, от переписи к переписи росло число евреев, которые в качестве родного языка называли «язык другой национальности» (практически русский).
С 1959 по 1979 г.
доля их возросла с 78,5 до 85,8%.
Языковая ассимиляция имела место и у пародов бывших автономных республик.
У татар, например, доля лиц, признававших родным языком язык другой национальности, за тот же период выросла с 7,9 до 14,1%, у чувашей — с 9,2 до 19,3%, у коми — с 11,3 до 23,5%.
Эти тенденции были восприняты наиболее остро и с началом перестройки интерпретировались интеллигенцией как национальный ущерб.
В той ситуации язык выступал уже не просто как идентификатор, а как национальный символ.
О необходимости сохранения всех функций «родного языка» писали лидеры национальных движений в Эстонии, Литве, Латвии, на Украине, в Узбекистане, Молдове, Татарстане, Белоруссии, Кыргызстане, Якутии и Туве.
Перечисленные примеры сокращения функций «родных языков» в общественной и производственной сфере, в сфере образования и даже семейного общения стимулировали представления о необходимости придания языкам титульных национальностей статуса государственных.
И как только такие требования стали лозунгом национальных движений и появились реальные возможности законодательного закрепления статусов 98

[Back]