|
тематическое обогащение искусству” выглядит также не менее привлекательно . Тем более, что в ней есть место и эндогенному нюансу, подчеркивающему демократический смысл происходящего: "Могучие токи нового предвозрожденческого движения захватили собою не только всю Западную Европу, Византию, но так же Псков, Новгород, Москву, Тверь, весь Кавказ и часть Малой Азии. На всем пространстве этой колоссальной территории мы встречаемся с однородными явлениями, вызванными развитием демократической жизни в городах и усиленным культурным общением стран". Именно таким и должно было стать влияние соседствующего с Русью западноевропейского искусства и права (не изменили же преобразования во Франции государственного строя Испании, тем не менее пробудив к жизни гений Ф. Гойи). И влияния на культуру Руси и России в целом такие , как ее крещение и реформы Петра I, влияние Французской революции на декабристов и либерализация общественной жизни по примеру Запада в значительной мере опосредованны , во многих случаях и упреждены усилиями самих российских гуманистов. Так известно, что раньше Петра 1 (и гораздо дальше в своих гуманистических проектах) намечали реформировать сословные права братья Голицыны. Могли бы успешно соперничать с западноевропейскими окраинные казачьи республики, успешно ведущие дипломатическую политику на стыке с целыми мировыми регионами и давшие такой территориальный прирост России (Ермак), как ни один государь. В значительной мере были гуманистичнее властей и самообъявленные "царства" народных повстанцев, заставлявших задуматься просвещенную Россию о своем положении ("Пока мужик не взвоет барин не ведает!").Влияние же гуманистов-просветителей, будь-то отечественных или приглашенных, было везде одним: поневоле пытающимся внушить власти, что "свет просвещения" исходит от самой "уже просвещенной" власти. Таковы пути и Пьера Огюстена Бомарше во Франции, и Леонардо да Винчи в Италии, и Василия Андреевича Жуковского в России: поскольку найдется вообще не много путей дать наставление тирану устами культуры. И это одна из причин попеременной элитарной маркировки исследуемой "пары" понятий, по традиции как правило, закрепляющей за термином "гуманитарный" более высокий по социальному статусу смысл, как бы внушающий, что ничто не может быть источником человеколюбия, помимо просвещения с его культурой, образованностью, изяществом, тонкостью, благородством и даже аристократизмом. За понятием же "гуманный" гораздо чаще стоял смысл, в какой-то мере "производный" от "гуманитарного". И в таком распределении значений была логика, т.к. издавна от духовных институтов (в частности, церковного круга чтения ) распространялись идеи человечности, всегда более возвышенные в идеологическом варианте, чем в утилитарно-догматическом, по большей мере изустном и строго "адаптированном" , дабы не внушать излишних надежд угнетенным. Такой расклад, если его дополнить еще одним термином, передающим и рефлексию самое культуры, действительно отражает весь спектр связанных с данным мировоззрением функций: "гуманитарно" можно только 16 |
наметилась тенденция ко все большему закрепощению личности замечает В.Н.Лазарев. И действительно, лишь в XVI в. Стоглавый собор разрешает в сакрализованную тематику включать и “цари и князи и светители и народи”, равно как не возражает против “бытийного письма”. Однако, объективная диалектика развития этого периода такова, что для дальнейшего сохранения России и нетвозможно было обойтись без мощной централизации государства, неминуемо “укрощающего” не только беднейшие, но и все социальные слои. Следовательно, этот процесс был прогрессивен для своего времени именно в рамках “религиозно-нравственного” макротипа средневековой Руси. Экзогенная же точка зрения Д.С.Лихачёва о том, что “Предвозрождение резко изменило культурное лицо средневековья , принесло огромное тематическое обогащение искусству” выглядит также не менее привлекательно . Тем более, что в ней есть место и эндогенному нюансу, подчеркивающему демократический смысл происходящего: “Могучие токи нового предвозрожденческого движения захватили собою не только всю Западную Европу, Византию, но так:;же Псков, Новгород, Москву, Тверь, весь Кавказ и часть Малой Азии. На всем пространстве этой колоссальной территории мы встречаемся с однородными явлениями, вызванными развитием демократической жизни в городах и усиленным культурным общением стран”. Именно таким и должно было стать влияние соседствующего с Русью западно-европейского искусства и права (не изменили же преобразования во Франции государственного строя Испании, тем не менее пробудив к жизни гений Ф. Гойи ). И влияния на культуру Руси и России в целом такие , как ее крещени;. и реформы Петра I, влияние Французской революции на декабристов и либерализация общественной жизни по примеру Запада в значительной мере а? ' Цит. по: Любимов Л.Д. Искусство Древней Руси. Книга для чтения. -М.: Просвещение., 1974. С.239. гп опосредованный « во многих случаях и упреждены усилиями самих российских гуманистов. Так известно, что раньше Петра I (и гораздо дальше в своих гуманистических проектах) намечали реформировать сословные права братья Голицины. Могли бы успешно соперничать с заподноевропейскими окраинные казачьи республики, успешно ведущие дипломатическую политику на стыке с целыми мировыми регионами и давшие такой территориальный прирост России (Ермак, Кольцо), как ни один государь. В значительной мере были гуманистичнее властей и самообъявленные “царства” народных повстанцев, заставлявших задуматься просвещенную Россию о своем положении (“Пока мужик не взвоет барин не ведает!”).Влияние же гуманистов-просветителей, будь-то отечественных или приглашенных, было везде одним: поневоле пытающимся внушить власти, что “свет просвещения” исходит от самой “уже просвещенной” власти. Таковы пути и Бомарше во Франции, и Леонардо в Италии, и Жуковского в России: поскольку найдется вообще не много путей дать наставление тирану устами культуры. И это одна из причин попеременной элитарной маркировки исследуемой “пары“ понятий, по традиции как правило, закрепляющей за термином “гуманитарный” более высокий по социальному статусу смысл, как бы внушающий, что ничто не может быть источником человеколюбия, помимо просвещения с его культурой, образованностью, изяществом, тонкостью, благородством и даже аристократизмом. За понятием “гуманный” гораздо чаще же стоял смысл, в какой-то мере “производный” от “гуманитарного”. И в таком распределении значений была логика, т.к. издавна от духовных институтов (в частности, церковного круга чтения ) распространялись идеи человечности, всегда более возвышенные в идеологическом варианте, чем в утилитарно-догматическом, по большей мере изустном и строго “адаптированной“ дабы не внушать излишних надежд угнетенным. Такой расклад, если его • дополнить еще одним термином, передающим и рефлексию самое культуры, действительно отражает весь спектр связанных с данным мировоззрением функций: |