|
Курицын акцентирует внимание на том, что в постмодернистском дискурсе не различаются процессы создания произведения и его исследования: автор в постмодернизме создает произведение, одновременно анализирует его и анализирует свою роль в процессе создания произведения, что провоцирует необходимость моделировать всякий раз заново свое место в культурной игре, создавать маску, от которой ты можешь говорить [114, с. 67]. При этом исследователь интерпретирует постмодернизм в русле концепций Барта и Дерриды любой язык объявляется тотальным, тоталитарным, идеологичным и локальным, пытается выдать себя за естественный. Постмодернистская стратегия репрезентируется автором как последовательные попытки моделирования нетоталитарного языка, причем, если следовать Дерриде, то любой текст тоталитарен [65,с.43]. Курицын же предлагает вынести эту тоталитарность на поверхность, сделать ее «объектом игры» [114, с.68]. Сама же сущность постмодернизма универсальные правила игры, которые априори не могут быть поделены на западные, российские, японские. Соответственно уподобление процедуры деконструкции игре автоматически снимает проблемы смысла, ставок, целей самой игры. Философ и искусствовед В. Бычков разработал и применил к анализу постмодернистского искусства метод, называемый им «ПОСТ-адеквацией» [39, с. 14]. Он основан на медитативном проникновении в анализируемые феномены и последующем выражении медитативного опыта на вербальном уровне в форме специфических текстов, которые представляют собой многоуровневый и принципиально полисемантический синтез философскоискусствоведческих эссе, концептуальных построений, поэтических структур По мнению А. Гениса [49, с.68], по пути в постиндустриальную культуру с искусством происходят судьбоносные метаморфозы. Главная из них это переориентация: с произведения на процесс с автора на читателя с искусства на ритуал с личности на культуру с вечного на настоящее с 46 |
рассматривает характерные для постмодернизма качества, и то, как они воплощаются в условиях российской художественной практики [См.: 91]. Курицын акцентирует дискурсе не внимание на том, что процессы создания в постмодернистском и его различаются произведения исследования: автор в постмодернизме создает произведение, одновременно анализирует его и анализирует свою роль в процессе создания произведения, что провоцирует необходимость моделировать всякий раз заново свое место в культурной игре, создавать маску, от которой ты можешь говорить. При этом исследователь интерпретирует постмодернизм в русле концепций Барта и Дерриды любой язык объявляется тотальным, тоталитарным, идеологичным и локальным, пытается выдать себя за естественный. Постмодернистская стратегия репрезентируется автором как последовательные попытки моделирования нетоталитарного языка, причем, если следовать Деррида, то любой текст тоталитарен. Курицын предлагает вынести эту тоталитарность на поверхность, сделать ее объектом игры. Сама же сущность постмодернизма универсальные правила игры, которые априори не могут быть поделены на западные, российские, японские. Соответственно уподобление процедуры деконструкции игре автоматически снимает проблемы смысла, ставок, целей самой игры. Философ и искусствовед В. Бычков разработал и применил к анализу постмодернистского искусства метод, называемый им «ПОСТадеквацией» [См.: 26]. Он основан на медитативном проникновении в анализируемые феномены и последующем выражении медитативного опыта на вербальном уровне в форме специфических текстов, которые представляют собой многоуровневый и принципиально полисемантический синтез философско-искусствоведческих эссе, концептуальных построений, поэтических структур и т. Д. По мнению А. Гениса [См.: 35], по пути в постиндустриальную культуру с искусством происходят судьбоносные метаморфозы. Главная из 101 них это переориентация: с произведения на процесс с автора на читателя с искусства на ритуал с личности на культуру с вечного на настоящее с шедевра на среду. Наука и техника помогут совершаться этому перевороту. Ведь прогресс отвечает только на те вопросы, которые ему задает культура. Если старая парадигма довела до совершенства искусство обращения с объектом, то парадигма новая, органическая, фокусирует свое внимание на искусстве субъекта на том искусстве, которое будет твориться в нас, нами и из нас (А. Генис вводит сравнение нового и старого в культуре через парадигму лука и капусты [См.: 34]). Современное искусство стремится к сотворчеству. Всеми силами оно пытается втянуть нас в свою орбиту. Компьютеры, предусматривающие «интерактивные» развлечения, грозят выдавить самый популярный вид досуга телевидение. Новые театры, выставки, книги, телепередачи навязывают нам все более активную роль. Аудитория теперь должна не сочувствовать, а соучаствовать. Художник, соблазняющий нас тем, что зовет в соавторы, больше не певец, он запевала. Его искусство сводится к провокации нашего воображения, к организации не своего, а нашего художественного творчества. Генис наблюдатель, анализирующий вид из окна, а этим видом может быть и советская кухня, и Венеция, и российский концептуализм, и кино. Находясь в положении наблюдателя, автор создает эссе, сочетающие глубину исследования с образной, художественной интерпретацией, то есть у Гениса есть свой ПОСТ-адеквативный метод, ведь, как он пишет, «сам диалог возможен только пока есть другой» [34, с. 221], продолжая мысль в контексте работ самого автора, хочется добавить пока есть другой способный наблюдать. Н. Манысовская [112], исследуя специфику эстетики постмодернизма как таковой, пытается выделить ряд специфических качеств «родного», следующих от тотально российского постмодернизма, акцентирует внимание на моментах: политизированность как 102 попытка оторваться |