|
шедевра на среду. Наука и техника помогут совершаться этому перевороту. Ведь прогресс отвечает только на те вопросы, которые ему задает культура. Если старая парадигма довела до совершенства искусство обращения с объектом, то парадигма новая, органическая, фокусирует свое внимание на искусстве субъекта на том искусстве, которое будет твориться в нас, нами и из нас (А. Генис вводит сравнение «нового и старого в культуре через парадигму лука и капусты» [49 с.69]. Современное искусство стремится к сотворчеству. Всеми силами оно пытается втянуть нас в свою орбиту. Компьютеры, предусматривающие «интерактивные» развлечения, грозят выдавить самый популярный вид досуга телевидение. Новые театры, выставки, книги, телепередачи навязывают нам все более активную роль. Аудитория теперь должна не сочувствовать, а соучаствовать. Художник, соблазняющий нас тем, что зовет в соавторы, больше не певец, он запевала. Его искусство сводится к провокации нашего воображения, к организации не своего, а нашего художественного творчества. Генис наблюдатель, анализирующий вид из окна, а этим видом может быть и советская кухня, и Венеция, и российский концептуализм, и кино. Находясь в положении наблюдателя, автор создает эссе, сочетающие глубину исследования с образной, художественной интерпретацией, то есть у Гениса есть свой ПОСТ-адеквативный метод, ведь, как он пишет, «сам диалог возможен только пока есть другой» [49, с. 69], продолжая мысль в контексте работ самого автора, хочется добавить пока есть другой способный наблюдать. Н. Маньковская, исследуя специфику эстетики постмодернизма как таковой, пытается выделить ряд специфических качеств «родного», российского постмодернизма, акцентирует внимание на следующих моментах: политизированность как попытка оторваться от тотально идеологизированной почвы идеологизированными, но сугубо антитоталитарными методами, и как противовес этой тенденции антишестидесятнические настроения «неборьбы» и «дзен-поворота» [129, с.44]. Одновременность игры с архетипами высокого искусства и 47 |
них это переориентация: с произведения на процесс с автора на читателя с искусства на ритуал с личности на культуру с вечного на настоящее с шедевра на среду. Наука и техника помогут совершаться этому перевороту. Ведь прогресс отвечает только на те вопросы, которые ему задает культура. Если старая парадигма довела до совершенства искусство обращения с объектом, то парадигма новая, органическая, фокусирует свое внимание на искусстве субъекта на том искусстве, которое будет твориться в нас, нами и из нас (А. Генис вводит сравнение нового и старого в культуре через парадигму лука и капусты [См.: 34]). Современное искусство стремится к сотворчеству. Всеми силами оно пытается втянуть нас в свою орбиту. Компьютеры, предусматривающие «интерактивные» развлечения, грозят выдавить самый популярный вид досуга телевидение. Новые театры, выставки, книги, телепередачи навязывают нам все более активную роль. Аудитория теперь должна не сочувствовать, а соучаствовать. Художник, соблазняющий нас тем, что зовет в соавторы, больше не певец, он запевала. Его искусство сводится к провокации нашего воображения, к организации не своего, а нашего художественного творчества. Генис наблюдатель, анализирующий вид из окна, а этим видом может быть и советская кухня, и Венеция, и российский концептуализм, и кино. Находясь в положении наблюдателя, автор создает эссе, сочетающие глубину исследования с образной, художественной интерпретацией, то есть у Гениса есть свой ПОСТ-адеквативный метод, ведь, как он пишет, «сам диалог возможен только пока есть другой» [34, с. 221], продолжая мысль в контексте работ самого автора, хочется добавить пока есть другой способный наблюдать. Н. Манысовская [112], исследуя специфику эстетики постмодернизма как таковой, пытается выделить ряд специфических качеств «родного», следующих от тотально российского постмодернизма, акцентирует внимание на моментах: политизированность как 102 попытка оторваться идеологизированной антитоталитарными почвы идеологизированными, и как противовес «неборьбы» этой и но сугубо методами, тенденции антишестидесятнические настроения «дзен-поворота». Одновременность игры с архетипами высокого искусства и идеологическими кодами не позволяют русскому постмодернизму полностью уйти от традиций андеграунда предыдущего периода, что, по мнению Маньковской, ограничивает сближение «пост» с массовой культурой. В сравнении с Западом, русский постмодернизм отмечен традиционным литературоцентризмом, особенно в момент его зарождения, стремлением художественной критики занять положение, равное искусству, плюс сочетание стремления к созданию новой мифологии или симуляции оной, с коммерческой, масскультурной компонентой. Каждая эпоха изобретает свой ответ на вызов времени (если вспомнить А. Тойнби [156]), то же происходит и с искусством модернистский агон, нонконформизм 60-х. В современных условиях стерильности, всеобщей анестезии «пост» предлагает способы на выбор от боли, шока, до игры на любопытстве, экологичности, искренности. Уникальность становится искомым элементом, при этом ее поиск превращается в проблему. Трудно протестовать в обществе, которое ждет протеста, а маргинальное быстро становится модой, классикой, иногда даже вписывается насильно в меинстрим [См.: 59]. В этих условиях для российской реальности в рамках социальной, становятся важными основания «сборки» существующего, глобальной деконструкции окружающей реальности политической, культурной. Поиск оснований для этой сборки идет и через само искусство и через осмысление искусства. Прозрачны параллели с европейской тенденцией объединения, которая и там тоже проходит в мучительных поисках форм и на художественном, и политическом уровнях. В. Савчук называет основным отличительным качеством художественной культуры этого времени стремление к «новой искренности» [146, с. 23]. Искренности, представляемой как адекватная категория для 103 |