|
начала XVIII столетия наметились полистилизм и неоднородность из-за смешения различных векторов культуры, философских течений, направлений в моде, искусстве: барокко, рококо, классицизм. Данная ситуация вполне естественна при внедрении в текст культуры извне чего-либо нового и, соответственно, при стремлении принимающей среды догнать по уровню развития эту культуру-«передатчик». В схожих условиях находилась культура малых народов, которые в начале 1990-х гг. оказались втянутыми в хаосообразные процессы. В условиях «демонтажа» прежней системы и устройства новой с ее ориентацией на западный образец финно-угорские и тюркские этносы также столкнулись с проблемой будущего для себя. В этой ситуации, по-видимому, и возник общий, «догоняющий» Европу, характер развития. Вероятно, он проявился и в стремлении «привить» на почве своей культуры постмодернизм. Иными словами, этнофутуризм, будучи более поздним по сравнению с постмодернизмом образованием, синтезирует в себе несколько парадигм культуры: собственно традиционную, советскую, восстанавливаемую российскую и постмодернистскую. Наконец, третий взгляд на сущность связи постмодернизма с этнофутуризмом объясняет сходство и различие между ними как результат общего развития постмодернизма и перехода его в стадию постпостмодернизма. Интересно, что некоторые исследователи этнофутуризма определяют его именно как новую ступень в развитии постмодернизма (Т. М. Лежнина [118], В. Л. Шибанов[219 220, 221], хотя при этом никто из них не характеризует этнофутуризм как постпостмодернизм. Между тем данная версия представляется нам весьма продуктивной в понимании природы этнофутуризма как преемника постмодернизма, поэтому мы попытаемся осветить здесь этот вопрос. Термин «постпостмодернизм», хотя и является на сегодняшний день употребительным, все же остается практически не отрефлексированным. Некоторые ученые философы, литературоведы, искусствоведы, 62 |
67 вариантом постмодернизма, оказывается верным. По-видимому, этим можно объяснить оптимизм, идеологичность и гуманизм этнофутуризма. Все эти черты в наибольшей мере присущи не деконструируемой и деконструирующейся западной культуре, но более традиционной культуре малых народов, для которой характерны корпоративность, всеобщность мышления, установка на стереотипизацию, ритуализацию действий и прочее. В совокупности чисто западные, постмодернистские и традиционные, присущие этносу черты придают этнофутуризму как локальному варианту постмодернизма неожиданное, новаторское, парадоксальное звучание. Однако этот взгляд на сущность и смысл этнофутуризма является лишь вариантом его рассмотрения в рамках сопоставления с постмодернизмом. Второй точкой зрения, обосновывающей причины различий между постмодернизмом и этнофутуризмом, можно считать определение этнофутуризма как явления, имеющего «догоняющий» характер. В истории России уже имеются подобные примеры. Так, в результате вестернизационных реформ Петра I в отечественной культуре начала XVIII столетия наметились полистилизм и неоднородность из-за смешения различных векторов культуры, философских течений, направлений в моде, искусстве: барокко, рококо, классицизм. Данная ситуация вполне естественна при внедрении в текст культуры извне чего-либо нового и, соответственно, при стремлении принимающей среды «догнать» по уровню эту культуру«передатчик». В похожих условиях находилась культура малых народов, которые в начале 1990-х гг. оказались «втянутыми» в хаосообразные процессы. В условиях «демонтажа» прежней системы и устройства новой с ее ориентацией на западный образец финно-угорские и тюркские этносы также столкнулись с проблемой будущего для себя. В этой ситуации, по-видимому, и возник общий «догоняющий» Европу характер развития. Вероятно, он проявился и в стремлении «привить» на почву своей культуры 68 постмодернизм. Иными словами, этнофутуризм, будучи более поздним, чем постмодернизм, по времени образованием, синтезирует в себе одновременно несколько парадигм культуры, собственно традиционную, советскую, восстанавливаемую российскую и постмодернистскую. Наконец, третья точка зрения на сущность связи между постмодернизмом и этнофутуризмом объясняет сходства и различия между ними как результат общего развития постмодернизма и перехода его в стадию постпостмодернизма. Интересно, что некоторые исследователи этнофутуризма определяют его именно как новую ступень в развитии постмодернизма (Т.М. Лежнина, В.Л. Шибанов), хотя при этом никто из них не характеризует этнофутуризм как постпостмодернизм. Между тем данная версия представляется нам весьма продуктивной в понимании природы этнофутуризма как преемника постмодернизма, поэтому мы попытаемся осветить здесь этот вопрос. Термин «постпостмодернизм», хотя и является на сегодняшний день употребительным, все же остается практически не отрефлексированным. Некоторые ученые философы, литературоведы, искусствоведы, литературоведы (М. Адамович, А. Бузгалин, Ж. Делез, Ж. Деррида, В. Курицын, В. Лапенков, М.Н. Липовецкий, Н.Б. Маньковская, М.А. Можейко, М.Н. Эпштейн и ряд других «усталости» или даже исследователей) констатируют и факт начала разные «смерти» постмодернизма постпостмодернизма, вкладывая в понятие «постпостмодернизм» смыслы. Так, отечественный философ М.А. Можейко называет ситуацию после постмодернизма термином «after-postmodernism», опираясь на важные выводы в этой области таких исследователей, как К.-О. Апель, М. Готдинер, Дж. Уард. В статье энциклопедии читаем: «After-postmodernism современная (поздняя) версия развития постмодернистской философии в отличие от постмодернистской классики деконструктивизма... В своем |