Оно возникает как своеобразное предчувствие кризиса и ощущается личностью как распад привычной «картины мира», куда входят представления о социально-культурной среде и о свозя собственном месте в ней. «Переживания и их метафоры особенно интересны в те редкие моменты, когда жизнь многих меняется сразу и резко, потому что силы шторма переламывают ее повседневную непрерывность. Тогда у людей пропадает привычка жить». В этом описании социокультурного кризиса конца XIX начала XX веков, данного А.Эткиндом, привлекает внимание описание человека, находящегося в пограничном состоянии. Это описание, но в иной терминологии, соответствует характеристикам маргинальной личности как находящейся на изломе двух культур. Пограничная ситуация воспринимается личностью как распад ролевой структуры привычной социальной среды, ведущей к разрушению оснований для самоидентификации, своеобразной потере собственного «Я». Отсюда особый, почти болезненный интерес каждой кризисной культуры к вопросам пола как последней опоре собственной идентичности и одновременно постоянно возрождающаяся тема бисексуальности и изменения пола, заставляющая вспомнить об архетипе «анима» К.Юнга,1 определяемом Е.Мелетинским2 как «часть души, скрывающая противоположный пол в индивиде». Эти проблемы значимы и привлекательны для молодежи, особенно так называемого «переходного возраста». Сегодня опасность особого интереса к этим проблемам со стороны молодежи заключается в том, что посредством массированного сознательного и подсознательного психологического воздействия на эту социальную группу через СМИ однополые отношения преподносятся как социальная норма. А в условиях практического отсутствия просвещения в этих вопросах н компетентных знаний, в реальной действительности происходят подвижки в сторону отклонений от нормальных (между мужчиной и женщиной) половых отношений. 1См.;ЮнгК. Пснходогая бессознагельнотоМ , 1991;ЮнгК. Психологические гапы. М., 1996и др. 2См.: МелетннскийЕ. Мяфологая. СПб., 1996. 204 |
92 массовые настроения, выражающиеся в ощущении неудовлетворенности существующим положением вещей. Настроения такого рода особенно легко распространяются в обществе, лишенном четкой социальной структуры, с разрушающимися старыми и еще не сформированными новыми связями, что затрудняет личности процесс идентификации с общностью, к которой она принадлежит. В таком обществе массовые настроения становятся основным фактором, определяющим поведение людей. С.Московичи назвал это процессом “иррационализации масс" [108, 109]. “Она проявляет себя в разгерметизации эмоциональных сил, которые в подземелье ожидают случая вырваться с вулканической силой. Эти силы, вовсе не побежденные, выжидают благоприятного момента, чтобы снова вернуть свое господство. Он (этот момент — А.Р.) наступает, когда люди, раздраженные каким-то кризисом, собираются вместе. Тогда совесть индивидов теряет свою действенную силу и не может больше сдерживать их импульсов. Эти неосознанные эмоции — настоящие кроты в историческом пространстве, они используют его, чтобы оккупировать незанятую сферу. То, что поднимается на поверхность, не ново, оно существовало, не обнаруживая себя, в спрессованном виде, эти подспудные силы, более или менее сконцентрированные и подавленные, сформированные и готовые к вступлению в действие" [108, с. 64]. На этом этапе главной функцией массовых настроении в обществе является, как правило, формирование и эмоциональное обоснование социально-политических действий достаточно больших общностей людей за счет объединения их в массу на основе совместных переживаний. Нарастание кризисных явлений пороадает также специфическое психологическое состояние, которое можно определить как пограничное. Оно возникает как своеобразное предчувствие кризиса и ощущается личностью как распад привычной “картины мира", куда входят представления о социально-культурной среде и о своем собственном месте в ней. “Переживания и их метафоры особенно интересны в те редкие моменты, когда жизнь многих меняется сразу и резко, потому что силы 93 шторма переламывают ее повседневную непрерывность. Тогда у людей пропадает привычка жить" [189, с.5]. В этом описании социокультурного кризиса конца XIX — начала XX в., данного А.Эткиндом, привлекает внимание последнее предложение, точно отражающее состояние человека, находящегося в пограничном состоянии. В социально-психологическом плане пограничная ситуация воспринимается личностью как распад ролевой структуры привычной социальной среды, ведущий к разрушению оснований для самоидентификации, своеобразной потере собственного “я". Отсюда особый, почти болезненный интерес каждой кризисной культуры к вопросам пола как последней опоре собственной идентичности и одновременно постоянно возрождающаяся тема бисексуальности и изменения пола, заставляющая вспомнить об архетипе "анима” К.Юнга, определяемом Е.Мелетинским как "часть души, скрывающая противоположный пол в индивиде” [96, с.76]. Пограничное состояние нестабильно, оно требует обязательной компенсации, без которой может наступить распад, деградация личности. Наиболее доступной формой компенсации оказывается активизация архетипических структур сознания, связанных с замещением в нем рациональных и традиционных представлений о собственной идентичности, причинах происходящих в обществе изменений, времени и пространстве, архетипическими представлениями, тяготеющими к архаической модели мира. “Архетип, — по определению К.Юнга, — есть своего рода готовность снова и снова репродуцировать те же самые или сходные мифические представления” [192, с.110]. Поэтому пограничная ситуация способствует активному процессу психологического воздействия во всех областях культуры, включая политическую. Своеобразная архетипическая матрица, на основе которой происходит процесс идентификации личности в кризисной ситуации, — категория “мы — они". Корни ее лежат в архаических пластах человеческой культуры: восприятие реальности строится здесь вокруг двух противоположных полюсов. Вариантом этой модели, включающим оценочный элемент, становится категория “свой — чужой". Б.Поршнев, подробно исследовавший место указанных категорий в |