|
Этому соответствует пограничное состояние личности молодого человека, ее нестабильность, которая требует компенсации, без которой может наступить ее распад и деградация. Наиболее доступной формой компенсации оказывается активизация архепшических структур сознания, связанных с замещением в нем рациональных и традиционных представлений о собственной идентичности, причинах происходящих в обществе изменений, времени и пространстве, архетипическими представлениями, тяготеющими к архаической модели мира. Поэтому пограничная ситуация способствует активному процессу психологического воздействия во всех областях культуры. Своеобразная архетипическая матрица, на основе которой происходит процесс идентификации личности в кризисной ситуации, категория «Мы Они». Процессы идентификации по этому основанию очень значимы для молодежи, так как выступают для нее точкой опоры. Корни ее лежат в глубинных пластах человеческой культуры: восприятие реальности строится I здесь вокруг двух противоположных полюсов. Вариантом этой модели, включающим оценочный элемент, становится категория «Свой Чужой». БЛоршнев, подробно исследовавший роль этих категорий, делает вывод, что реально существующая общность, взаимосвязь индивидов ощущается каждым из них посредством персонификации, либо различных обрядов, обычаев, подчеркивающих принадлежность «шс» к дайной общности в отличие от «них». Данная модель существует в общественном и индивидуальном сознании в латентном состоянии, не определяя в жесткой форме ориентации и поведение людей, однако в кризисных ситуациях может вытеснить рационалистические слои, заняв господствующее положение. Восприятие мира на основе модели «Мы Они» формирует представление о локальной территории, на которой проживает общность. На этой территории все явления и события приобретают дополнительный символический смысл. Анализируя эту сторону архаического сознания, 1См.;Поршнев Б.Ф. О начале человеческойветеран. М , 1974;ШршяевБ.Ф. Социальная ж яяшяш ш история. М., 1979 и др. 205 |
93 шторма переламывают ее повседневную непрерывность. Тогда у людей пропадает привычка жить" [189, с.5]. В этом описании социокультурного кризиса конца XIX — начала XX в., данного А.Эткиндом, привлекает внимание последнее предложение, точно отражающее состояние человека, находящегося в пограничном состоянии. В социально-психологическом плане пограничная ситуация воспринимается личностью как распад ролевой структуры привычной социальной среды, ведущий к разрушению оснований для самоидентификации, своеобразной потере собственного “я". Отсюда особый, почти болезненный интерес каждой кризисной культуры к вопросам пола как последней опоре собственной идентичности и одновременно постоянно возрождающаяся тема бисексуальности и изменения пола, заставляющая вспомнить об архетипе "анима” К.Юнга, определяемом Е.Мелетинским как "часть души, скрывающая противоположный пол в индивиде” [96, с.76]. Пограничное состояние нестабильно, оно требует обязательной компенсации, без которой может наступить распад, деградация личности. Наиболее доступной формой компенсации оказывается активизация архетипических структур сознания, связанных с замещением в нем рациональных и традиционных представлений о собственной идентичности, причинах происходящих в обществе изменений, времени и пространстве, архетипическими представлениями, тяготеющими к архаической модели мира. “Архетип, — по определению К.Юнга, — есть своего рода готовность снова и снова репродуцировать те же самые или сходные мифические представления” [192, с.110]. Поэтому пограничная ситуация способствует активному процессу психологического воздействия во всех областях культуры, включая политическую. Своеобразная архетипическая матрица, на основе которой происходит процесс идентификации личности в кризисной ситуации, — категория “мы — они". Корни ее лежат в архаических пластах человеческой культуры: восприятие реальности строится здесь вокруг двух противоположных полюсов. Вариантом этой модели, включающим оценочный элемент, становится категория “свой — чужой". Б.Поршнев, подробно исследовавший место указанных категорий в 94 истории общества, делает вывод, что “реально существующая общность, взаимосвязь индивидов ощущается каждым из них посредством либо той или иной персонификации, либо различных обрядов, обычаев, подчеркивающих принадлежность "нас" к данной общности в отличие от "них"’ [120, с.82]. Данная модель существует в общественном и индивидуальном сознании в латентном состоянии, не определяя в жесткой форме ориентации и поведение людей, однако в кризисных ситуациях может вытеснить более поздние рационалистические слои, заняв господствующее положение. Восприятие мира на основе модели "мы — они" формирует представление о локальной территории, на которой проживает общность, о своего рода сакральном Космосе. На этой территории все явления и события приобретают дополнительный сакральный символический смысл. Анализируя эту сторону архаического сознания, французский исследователь Л.Леви-Брюль отмечает, что одной из основных психологических закономерностей его функционирования является “закон партиципации", в результате действия которого возникает ощущение мистического слияния личности с группой, идентифицирующейся с тотемом-предком или территорией ее обитания. Категория “мы" является не только первичной формой самоидентификации личности, но и простейшим способом организации пространства и времени. Она обобщает различные ипостаси личности в ее социальном разнообразии, предлагая некую унификацию и генерализацию индивидуальных различий. Этим объясняется кажущееся необъяснимым на рациональном уровне слишком эмоциональное отношение сознания к историческим событиям давнего прошлого, усиливающееся в условиях кризиса. Такое отношение можно было наблюдать, например, среди участников массовых митингов в Татарстане в начале 90-х годов, посвященных очередной годовщине взятия Казани войсками Ивана Грозного. Казалось, участники митингов воспринимали эту историческую трагедию как происходящую здесь и сейчас. В прошлом лежат основные мотивировки деятельности |