|
39 обязаны потребовать, чтобы она имела такую логическую форму, которая позволяла бы посредством эмпирических проверок выделить ее в отрицательном смысле: эмпирическая система должна допускать опровержение путем опыта» . Главное, на что следует обратить здесь внимание, по мнению Розова, это то, что «все выдержано в модальности долженствования: «мы не должны», «мы обязаны», «эмпирическая система должна». Если мы обратимся теперь к творчеству Т. Куна, продолжает Розов далее свою мысль, то, независимо от того, осознавал он это или нет, но он перешел в исследованиях науки от модальности долженствования к модальности существования, прочертив тем самым границу между методологией и философией науки. Куна интересует не то, как должен работать ученый, а то, как он фактически работает и в силу каких обстоятельств работает именно так, а не иначе. Повидимому, только с этого момента, когда процесс научного познания начинает рассматриваться с точки зрения его реального, а не возможного состояния, мы и можем говорить о возникновении философии науки в полном смысле этого слова»^. Означает ли это, в свою очередь, что какой-либо из подходов к изучению научного знания, реализуемый в области философии науки или методологии научного познания, может быть менее ценен с точки зрения современного представления о науке? По всей видимости, можно с полным правом ответить отрицательно на данный вопрос, поскольку речь здесь идет скорее о взаимодополняемости. Методология науки изучает научное знание и его свойства в деперсонализированном виде, когда содержание знания берется в абстракции, вне всякой зависимости от познавательной деятельности субъекта (здесь можно отметить все более широкое использование методологией науки точных методов, математического моделирования систем научного знания и его компонентов). Философия науки, напротив, стремится рассматI 2 Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983. С.63. Розов М.А. О судьбах эпистемологии и философии науки // Философия, наука, цивилизация. М., 1997. С.40. |
20 ЛИЗ структуры научного знания, на котором ранее делали акцент неопозитивисты, стремясь отделить науку от метафизики, становится прерогативой изучения методологии науки. В связи с этим отечественный исследователь науки М.А. Розов, например, полагает, что возникновение философии науки в том смысле, в каком мы рассматриваем ее теперь, напрямую связано с зарождением исторической школы (Т. Кун, П. Фейерабенд, С. Тулмин) и развитием ряда ее основных положений, согласно одному из которых изучение научного знания не должно вестись в отрыве от его внешнего, смыслообразующ;его контекста. Розов считает, что в период расцвета неопозитивизма (а также это частично касается, по его мнению, "Логики научного исследования" К. Поппера) концепции научного познания выстраивались в основном по принципу долженствования, то есть разрабатывался определенный набор правил, методологических установок, которым должна была следовать наука. Эта установка может быть хорошо проиллюстрирована следующим высказыванием Поппера: "Мы не должны, пишет он, требовать возможности выделить некоторую научную систему раз и навсегда в положительном смысле, но обязаны потребовать, чтобы она имела такую логическую форму, которая позволяла бы посредством эмпирических проверок выделить ее в отрицательном смысле: эмпирическая система должна допускать опровержение путем опыта"'. Главное, на что следует обратить здесь внимание, по мнению Розова, это то, что "все выдержано в модальности долженствования: "мы не должны", мы "обязаны", эмпирическая система должна. Если мы обратимся теперь к творчеству Т. Куна, продолжает он далее свою мысль, то, независимо от того, осознавал он это или нет, но он перешел в исследованиях науки от модальности долженствования к модальности существования, прочертив тем самым границу между методологией и философией науки. Куна интересует не то, как должен работать ученый, а то, как он фактически работает и в силу каких обстоятельств работает именно так, а не иначе. По' Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983. С. 63. 21 видимому, только с этого момента, когда процесс научного познания начинает рассматриваться с точки зрения его реального, а не возможного состояния, мы и можем говорить о возникновении философии науки в полном смысле этого слова" \ Означает ли это, в свою очередь, что какой-либо из подходов к изучению научного знания, реализуемый в области философии науки или методологии научного познания, может быть менее ценен с точки зрения современного представления о науке? По всей видимости можно с полным правом ответить отрицательно на данный вопрос, поскольку речь здесь идет скорее о взаимодополняемости. Методология науки изучает научное знание и его свойства в деперсонализированном виде, то есть, когда содержание знания берется в абстракции, вне всякой зависимости от познавательной деятельности субъекта (здесь можно отметить все более широкое использование методологией науки точных методов, математического моделирования систем научного знания и его компонентов). Философия науки, напротив, стремится рассматривать познание в контексте индивидуальных и коллективных, психологических, исторических, культурных, институциональных, организационных условий его порождения. И если абстрактный подход позволяет выявить структуру, свойства и закономерности научного знания "самого по себе", что ценно для более глубокого его понимания, уяснения его природы, специфики, то рассмотрение вместе с тем феномена знания как элемента культуры, ясное представление о том, каковы закономерности его функционирования в недрах культурной среды, приобретает в настоящее время тем большую практическую ценность, чем более глубокими становятся связи науки и социума в целом. Еще в начале прошлого века известный французский философ и социолог Эмиль Дюркгейм подметил следующую интересную закономерность в развитии большинства научных дисциплин: все начинается с нако ' Розов М.А. О судьбах эпистемологии и философии науки // Философия, наука, цивилизация. М., 1997. С. 40. |