|
46 чием парадигмы фундаментальной теории, которую принимает все сообщество ученых. «Какой критерий может быть лучше, ставил он риторический вопрос, чем решение научной группы?»'. К списку важнейших признаков научности можно было бы добавить также наличие особого языка, относящегося к изучаемому фрагменту или аспекту реального мира, который каждая научная дисциплина вырабатывает в процессе своего развития. Тем не менее можно повторить, что и выработка специального языка, и наличие парадигмы еще не свидетельствуют о том, что мы имеем дело с наукой. В сущности, это говорит лишь о том, что некоторая сфера человеческой деятельности приобрела достаточно высокую степень специализации, и чтобы заниматься этой деятельностью, нужно усвоить особый язык и специальные принципы. Проблема разграничения науки и ненауки так и не получила до сих пор строгого решения и по-прежнему остается в числе наиболее значимых для философии, науки и культуры проблем. Пользуясь указанными выше критериями демаркации, философ науки может приблизительно сказать, что такое наука. Однако всегда останутся сомнительные случаи, для которых его критерии будут бессильны. Впрочем, это следует считать, наверное, скорее плюсом, чем минусом. Как отметил А.Л. Никифоров, «критерии научности должны оставаться несколько неопределенными, иначе они могут оказаться препятствием для возникновения новых научных дисциплин и познания новых, ранее неизвестных предметов и явлений» . Безусловное признание факта социокультурной детерминированности научного познания делает сегодня немыслимым обстоятельный анализ науки без обращения к постижению ее аксиологических компонент и смыслополагающих ориентиров. ' Кун Т. Объективность, ценностные суждения и выбор теории // Современная философия науки: знание, рациональность, ценности в трудах мыслителей Запада. М., 1996. С.61. ^ Никифоров А.Л. Философско-методологические основания историографии науки // Принципы историографии естествознания: XX век. С.-Пб, 2001. С.13. |
27 философия", суть фаллибилизма'. Итак, поскольку наука далеко не сразу приходит к истине, то отсюда вытекает, что в каждой научной теории, в каждом научном утверждении содержится элемент риска: они могут оказаться неверны, и опыт, эксперимент, наблюдение могут их опровергнуть. Вот этот элемент риска, способность в принципе опровергаться эмпирическими данными и является, по мнению Поппера, отличительной особенностью научного познания. Эмпирическая проверяемость, дающая подтверждение или опровержение научных концепций, составляет важнейший, однако, как показывает практика, далеко не определяющий критерий научности. Американский историк науки Т. Кун, например, пытался в свое время обосновать мысль о том, что наука отличается от других областей духовной деятельности наличием парадигмы фундаментальной теории, которую принимает все сообщество ученых. "Какой критерий может быть лучше, ставил он риторический вопрос, чем решение научной группы"^. К списку важнейших признаков научности можно было бы добавить также наличие особого языка, относящегося к изучаемому фрагменту или аспекту реального мира, который каждая научная дисциплина вырабатывает в процессе своего развития. Тем не менее, можно повторить, что и выработка специального языка, и наличие парадигмы еще не свидетельствуют о том, что мы имеем дело с наукой. В сущности, это говорит лишь о том, что некоторая сфера человеческой деятельности приобрела достаточно высокую степень специализации, и чтобы заниматься этой деятельностью, нужно усвоить особый язык и специальные принципы. Проблема разграничения науки и ненауки так и не получила до сих пор строгого решения и по-прежнему остается в числе наиболее значимых для философии, науки и культуры проблем. Пользуясь указанными выше критериями демаркации, философ науки может приблизительно сказать. ' См.: Современная западная философия. Минск, 2000. С. 249. ^ Кун т. Объективность, ценностные суждения и выбор теории // Современная философия науки: знание, рациональность, ценности в трудах мыслителей Запада. М., 1996. С. 61. 28 что такое наука. Однако всегда останутся сомнительные случаи, для которых его критерии будут бессильны. Впрочем, это следует считать, наверное, скорее плюсом, чем минусом. Как сказал А.Л. Никифоров, "критерии научности должны оставаться несколько неопределенными, иначе они могут оказаться препятствием для возникновения новых научных дисциплин и познания новых, ранее неизвестных предметов и явлений"'. Безусловное признание факта социокультурной детерминированности научного познания делает сегодня немыслимым обстоятельный анализ науки без обращения к постижению ее аксиологических компонент и смыслополагающих ориентиров. В процессе социализации отдельной личности ценностное отношение к действительности формируется значительно раньше, чем личность активно включается в специализированную познавательную деятельность (науку). Наиболее обш;ие подходы, образы, идеи, модели, которые разрабатывает естествознание той или иной эпохи, рождаются в недрах социума, культуры и имеют вначале не специально научное, а общекультурное применение в качестве универсалий культуры. Практически-духовное, ценностно-мировоззренческое освоение мира, таким образом, предшествует специально-познавательному, научному, которое протекает как бы в "силовом поле" ценностного мироотношения. Даже логические позитивисты, объявившие науку ценностно нейтральной, скорее всего знали, что этот тезис не соответствует реальности, но рассматривали его в качестве особой методологической установки, оказавшейся полезной на определенном этапе развития научного знания. Проблема диалога современной науки, понимаемой в первую очередь, как объективное знание, и мира культуры, мира общечеловеческих ценностей приобретает, таким образом, особую значимость, особенно теперь, когда, как отмечают исследователи, осознание глобальных проблем и по ' Никифоров А.Л. Философско-методологические основания историофафии науки // Принципы историографии естествознания: XX век. СПб., 2001. С. 13. 41 рией. Примечательно то обстоятельство, что в попытке разрешить вопрос, пользуется ли историк методами, вырабатываемыми философией науки, и что дает методологу история науки, наблюдается, так сказать, "встречное движение". Так, Кун пришел к методологии от истории науки, в то время как Лакатос осознал важность истории для философии науки, развивая методологические идеи Поппера. Как сказал как-то отечественный исследователь науки А.Л. Никифоров,"... в лице Куна и Лакатоса история и философия науки протянули руки навстречу друг другу" ^ Наша цель, таким образом, будет заключаться в том, чтобы посмотреть, как соотносятся историцистская и логицистская версии реконструкции развития науки, представленные именами ведуш,их западных философов и методологов науки второй половины и конца ХХ-го столетия. Эта задача, в свою очередь, возвращает нас к исходной проблематике философии науки, то есть к анализу мировоззренческих, методологических и социальных детерминант роста и развития научного познания. В рамках философии науки ХХ-го века условно выделяется, по меньшей мере, пять основных направлений, каждое из которых имеет глубокую традицию, своих сторонников и противников. Это релятивизм, фаллибилизм, эволюционная эпистемология, эмпирический конструктивизм, наконец, разнообразные концепции критического рационализма. Основу последних составили методологические идеи австрийского философа Карла Поппера. Рационализм выступает и как характеристика научного знания, и как способ поведения ученых в исследовательском процессе. Критический рационализм провозглашает принцип бескомпромиссной критики, принципиальной гипотетичности знания, ибо претензия на обладание абсолютной истиной нерациональна. Методологическая концепция К. Поппера широко известна и неоднократно подвергалась критическому разбору и анализу как со стороны за ' Никифоров А.Л. Философско-методологические основания историографии науки // Принципы историографии естествознания: XX век. СПб., 2001. С. 25: I'O^r-yf^-^ |