49 Вместе с тем вполне понятна, на наш взгляд, позиция многих философов науки, обеспокоенных сегодня судьбами теоретического знания и настаивающих на сохранении относительной автономии данной сферы. Ведь не нужно забывать, что в основе нашей цивилизации лежит именно наука, причем понимаемая в смысле объективного знания, адекватно отражающего окружающий нас мир. И непосредственное включение в содержание научных теорий нравственных или социальных ценностей действительно может привести к заведомому искажению информации, получаемой о мире, поскольку наука в таком случае, объясняя мир, будет руководствоваться не критерием объективной истины, а интересами каких-либо социальных групп. Таким образом, складывается парадоксальная, на наш взгляд, ситуация, когда мы осознаем, казалось бы, всю опасность проникновения околонаучных образований непосредственно в структуру научного знания и в то же время о1даем себе отчет в том, что ни один, по-видимому, методологический принцип не существует без этой своеобразной «нагрузки». Взять хотя бы попперовский принцип фальсификации, когда всегда можно возвести какой-либо эксперимент в статус решающего для опровержения теории если она перестала «нравиться», не говоря уже об эпатажном принципе П. Фейерабенда «все дозволено». Так или иначе, но мы снова возвращаемся к древней проблеме демаркации науки и ненауки и пытаемся теперь решить ее в рамках аксиологического исследования научного познания. Растущий интерес к этой проблематике подтверждает хотя бы тот факт, что даже известные авторы, которые в течение многих лет занимались методологическими проблемами, сейчас пишут труды по ценностям науки . Аксиологический анализ процесса научного познания предполагает сегодня в обязательном порядке обращение к идеалам и нормам научного исследования. Эта довольно-таки старая проблема, обсуждавшаяся еще со времен Канта, имеет свои глубокие традиции и в отечественной литературе. Безусловно, лидером ' См., напр.: Проблема ценностного статуса науки на рубеже XXI века. С.-Пб, 1999. |
30 подчеркивает В.А. Яковлев, "реальная проблема состоит в том, что для получения статуса знания когнитивным единицам действительно необходима определенная институционализация ... чтобы превратиться в научное знание, новация должна быть не только эксплицирована, но и стать инновацией, то есть быть институциально принятой научным сообществом"'. А путь принятия той или иной теории и утверждения ее в качестве научной оказывается долгим и непростым, где далеко не последнюю роль, на что и обращают внимание когнитивные социологи, играют как раз разного рода приоритеты и ценностные ориентации как отдельных исследователей, так и различных групп ученых. Вместе с тем, вполне понятна на наш взгляд позиция многих философов науки, обеспокоенных сегодня судьбами теоретического знания и настаивающих на сохранении относительной автономии данной сферы. Ведь не нужно забывать, что в основе нашей цивилизации лежит именно наука, причем понимаемая в смысле объективного знания, адекватно отражающего окружающий нас мир. И непосредственное включение в содержание научных теорий нравственных или социальных ценностей действительно может привести к заведомому искажению информации, получаемой о мире, поскольку наука в таком случае, объясняя мир, будет руководствоваться не критерием объективной истины, а интересами каких-либо социальных групп. Таким образом, складывается парадоксальная, на наш взгляд, ситуация, когда мы осознаем, казалось бы, всю опасность проникновения околонаучных образований непосредственно в структуру научного знания и в то же время отдаем себе отчет в том, что ни один, по-видимому, методологический принцип не существует без этой своеобразной "нагрузки". Взять хотя бы попперовский принцип фальсификации, когда всегда можно возвести какой-либо эксперимент в статус решающего для опровержения тео ' Яковлев Е.А. Бинарность ценностных ориентации науки // Вести. Моск. ун-та. Сер. 7. Философия. 2001. № 5. С. 12-13. 31 рии, если она перестала "нравиться", не говоря уже об эпатажном принципе П. Фейерабенда "все дозволено". Так или иначе, но мы снова возвращаемся к древней проблеме демаркации науки и ненауки и пытаемся ее теперь решить в рамках аксиологического исследования научного познания. Растущий интерес к этой проблематике подтверждает хотя бы тот факт, что даже известные авторы, которые в течение многих лет занимались методологическими проблемами, сейчас пишут труды по ценностям наукй^ксиологический анализ процесса научного познания предполагает сегодня в обязательном порядке обращение к идеалам и нормам научного исследования. Эта довольно-таки старая проблема, обсуждавшаяся еще со времен Канта, имеет свои глубокие традиции и в отечественной литературе. Безусловно, лидером и организатором ведущихся в этом направлении исследований был и остается B.C. Степин. В соавторстве с рядом известных отечественных философов науки им было выпущено несколько монографий, в частности, "Природа научного познания" (Минск, 1979), "Идеалы и нормы научного исследования" (Минск, 1981) и другие. Они стали реализацией программы, согласно которой "познание, как и всякая деятельность, регулируется определенными идеалами и нормативами, в которых выражены цели и установки научной деятельности" . Философские концепции науки, обращавшиеся к анализу идеалов и норм научнопознавательной деятельности, оказывались, таким образом, гораздо более сложными и расчлененными, чем те, которые оставляли вне своего поля зрения идеалы и нормы науки. В своих работах В. С. Степин, например, включает в структуру научной деятельности такие компоненты оснований науки, как нормы и идеалы исследования, научная картина мира, философские идеи и принципы, с помощью которых обосновываются картины мира и выявляются идеалы и нормы познания. Он подчеркивает при этом связь этих компонентов с ситуациями реального опыта, обеспечивающую объек ' См., напр.: Проблема ценностного статуса науки на рубеже XXI века. СПб., 1999. ^ Степин B.C. Идеалы и нормы научного исследования. Минск, 1981. С. 6. |