|
определенном культурном контексте. По 10.М. Лотману, культура — это субъект, помогающий самоидентификации общностей. При этом культура в этом процессе создает в качестве идейного автопортрета мифологический образ41. В научной литературе влияние культуры на общности называется репрезентативностью культуры. Ф. Тенбург определял культуру как общественный фактор, так как она в подобном выражении предстает репрезентативной культурой (производящей идеи, значения и ценности, действенные в силу их фактического признания)42. В этом смысле культура репрезентирует, представляет в сознании членов общества значимые для действующих индивидов факты4344, а само общество существует в рамках этой культурной репрезентации. В таком выражении неожиданная актуализация этнической идентичности предстает неким этническим парадоксом 44 современности . Действительно, развитие многих стран в XX в. нивелировало вес формы идентичности, строившиеся на политико-идеологическом фундаменте надэтнической идентичности. М. Хайслср в статье "Этничность и этнические отношения в современном Западе" (1990 г) предполагал, что современное западное общество уже находится и стадии постнационализма, когда единение индивида и социума воспроизводилось не через этничность, а через гражданство45. Нечто подобное было и в СССР, когда самоидентификация происходила через формулу: "Я — не русский, я — советский". Тем неожиданнее для многих стал "взрыв" этничности в различных частях света с наступлением постиндустриального этапа развития мира. Как показала практика, в 90-е годы во многих странах, особенно в тех, где 41 См.: Лотман Ю. М. О дата моделях коммуникации в системе культуры // -Лоттман Ю.М. Избр. произведения. Статьи по семиотике и типологии культуры. Таллин, 1992. Т. 1 . С. 76-89. 12Цит. по: Ионии Н. Г. Социология культуры. М., 1966. ■ С. 49. 4:1Там же. 44См.: Стефаненко Т.Г. Указ. соч. С. 11. "'Скворцов Н. Г. Этничность и трансформационные процессы / Этничность. Национальные отпошения. Социальная практика. СПб. 1995. С. 8-25. 30 |
А.Л. Зверев ЭТНИЧЕСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ В УСЛОВИЯХ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ ПОСТСОВЕТСКОГО ПЕРИОДА: ПОЛИТИКО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ Целью начавшихся в середине 80-х годов ХХ в. преобразований советского общества было политическое и социально-экономическое изменение страны по пути демократического транзита и по образцу западной цивилизационной модели. Реформы осуществлялись по инициативе политической элиты, исходили “сверху”, и в итоге — стремительно происходившие политические трансформационные изменения не только не достигли ожидаемых результатов, но своими последствиями привели общегосударственную систему к идентификационному кризису. Перед политико-культурной элитой и перед обществом в целом со всей остротой встали вопросы, характерные для периодов трансформационных изменений: кто мы есть? и куда мы идем?. Отсутствие четких однозначных ответов на эти вопросы привело к стремительной дифференциации внутри советского общества и распаду прежней целостной идентификационной модели, объединявшей различные по своим сущностным характеристикам этнические группы в единое целое в рамках такого территориального образования, каким был СССР. В результате этого распада актуализировалась совокупность имевшихся горизонтальных типов идентичностей: этнической — как самой близкой для человека непосредственной опорой собственной самоидентификации и региональной — как самой близкой опосредованной опорой самоидентификации через территорию, на которой он постоянно проживает. Эти горизонтальные типы идентичностей скрепляли каркас прежней советской общегосударственной идентификационной системы, и в процессе происходивших политических трансформаций, на фоне разрушения прежних основ выработки своей идентичности стали восприниматься социумом как компенсаторные типы самоидентификации, способствующие стабилизации функционирования политической системы на этнорегиональном уровне, легитимации региональными элитами своих прав на власть Предложенный “сверху” вектор демократических преобразований был основан во многом на ценностях, порядках, образе жизни, свойственных западной либеральной традиции, и не учитывал социокультурной специфики российского социума. В итоге проведенная политическая трансформация коснулась лишь формальных институтов; разрушив прежние традиционные структуры общества, она в то же время не смогла адаптировать предложенную социуму модель преобразований к социокультурной специфике неформальных коммуникаций. Необходимо отметить, что особенностью советской политической культуры было преобладание в политической системе неформальных (непрозрачных) правил и схем, действующих над формальными процедурами и нормами. Реформирование формальных институтов социума повлекло за собой в качестве защитной реакции со стороны социентального слоя актуализацию неформальной коммуникации, детерминированной социокультурной спецификой общества. Эта коммуникация образовалась на фундаментальных ценностях и установках, была направлена против нарастающих сложностей обновления жизни и проявлялась, в частности, в усилении этносепаратистских и тоталитарных настроений в обществе, в подъеме радикально-националистических движений, в активизации авторитарно-харизматического типа сознания. Получилось, что новые демократические институты, разрушив прежние структуры общества, не вписались в базисные социокультурные параметры его устройства, были отторгнуты социумом из-за несоответствия формальных норм и правил принятой в обществе практике коммуникаций. В результате возник кризис идентичности социума, повлекший за собой разрушение прежней целостной советской идентификационной системы и проявление латентных форм взаимосвязей внутри общества — актуализацию региональной и этнической идентичностей. Этническую составляющую самоидентификации социума, активизирующуюся в ситуации политических изменений, мы подробно рассмотрим в нашей статье. В первую очередь необходимо раскрыть сущность изучаемого феномена. Большинство отечественных этнологов и социологов вместо термина “идентичность” предпочитают применять термин “самосознание” (этническое, национальное)18. И в психологической литературе эти понятия тоже используются как синонимы, но акцент делается на термине “идентичность”: “этническая идентичность”19, “национальная идентичность”20, “этническая самоидентичность”21 (хотя в некоторых работах исследуемый феномен обозначается также как “этническое самосознание”22). Подобный подход к терминологии свидетельствует о том, что какого-то одного устоявшегося определения сути этого многогранного и сложного явления до сих пор в современной науке нет. По нашему мнению, этническая идентичность — это самоопределение индивида, вырабатываемое в ходе когнитивно-эмоционального процесса, в ходе производимой им идентификации/дифференциации в социальном пространстве относительно множества представленных этносов. Здесь акцент делается именно на конечном результате процесса — выработке собственной идентичности в сознании индивида23, актуализации этнической идентичности, когда происходит осознание, восприятие, понимание, оценивание, переживание своей принадлежности к этническому сообществу. Этнорегиональная идентичность в политико-социальном значении — это психологическая по природе категория идентичности, которая включает в себя воспроизводство специфики осознания сопричастности индивида к какой-либо соответствующе устроенной представленной в социальном пространстве этнорегиональной общности. В случае выработки этнической идентичности в какой-либо этнической группе задействованный идентификационный механизм позже формирует другой, близкий по смыслу феномен этничности. Их различие заключается в том, что сама этничность (при всей своей пластичности) обладает аскриптивными (приписываемыми обществом) характеристиками, тогда как этническая идентичность вырабатывается в процессе социального конструирования реальности (в ходе приведения в систему информации о мире, организации этой информации в связанные структуры с целью постижения ее смысла) на основе социального приписывания к той или иной этнической общности24. Часто понятия “этничность” и “этническая идентичность” используются как синонимы, но каждое из них конструирует свою идентичность с тем, чтобы все аскриптивные признаки в итоге превратились в результаты сознательного освоения традиций того этнокультурного слоя, в рамках которого и происходит данный процесс. Процесс, формирующий самосознание, начинается с усвоения языка, норм и ценностей культуры, в ходе социализации в конкретной культурной среде, которая и воспроизводит процесс адекватной самоидентификации, проявляющейся в правильном приписывании собственного самоназвания, интериоризирующегося в сознании людей. Идентичность, определяющая дальнейшее направление всей жизнедеятельности индивида в рамках данной социокультурной среды, является конечным продуктом этой идентификационной цепочки. Не стоит отождествлять два очень близких по значению понятия: самосознание и идентичность. Несмотря на то, что они тесно взаимосвязаны друг с другом — функциональная деятельность одного (выработка идентичности) происходит в поле деятельности другого (сознания) — все же у них разная смысловая модальность: этническая идентичность является лишь мотивационным ядром этнического самосознания, которое по своему семантическому значению имеет гораздо более широкий охват, так как содержит в себе еще и слой бессознательного25. Подобное положение вещей, видимо, связано с тем, что изучение феномена этнической идентичности началось относительно недавно26. Что же касается этнической общности, в которой и происходят все вышеописанные процессы и явления, то она образуется, когда у членов какой-либо социальной группы формируется совокупность образов об общих объединяющих их признаках — территории, символах, традиции, языке, когда складывается вера людей в то, что они связаны между собой естественными связями. Г. Триандис говорил в этой связи о субъективной культуре —характерном способе социальной перцепции реалий каждой культурой, посредством которого члены сообщества познают созданное людьми окружение: как они категоризуют социальные объекты, какие связи между категориями выделяют, какие категории (нормы, роли и ценности) признают своими27. Такая категоризация охватывает все представления, идеи и убеждения, объединяющие народ, через них идет воздействие на поведение и деятельность всех членов сформировавшегося сообщества. Само развитие этой общности идет в определенном культурном контексте. По Ю.М. Лотману, культура — это субъект, помогающий самоидентификации общностей. При этом культура в этом процессе создает в качестве идейного автопортрета мифологический образ.28 В философии и социологии влияние культуры на общности называется репрезентативностью культуры. Ф. Тенбург определял культуру как общественный фактор, так как она в подобном выражении предстает репрезентативной культурой (производящей идеи, значения и ценности, действенные в силу их фактического признания)29. В этом смысле культура репрезентирует, представляет в сознании членов общества значимые для действующих индивидов факты30, а само общество существует в рамках этой культурной репрезентации. В таком выражении неожиданная актуализация этнической идентичности предстает сегодня неким этническим парадоксом современности31. Действительно, развитие многих стран в ХХ в. нивелировало все формы идентичности, строившиеся на политико-идеологическом фундаменте надэтнической идентичности. М. Хайслер в статье “Этничность и этнические отношения в современном Западе” (1990) предполагал, что современное западное общество уже находится на стадии постнационализма, когда единение индивида и социума воспроизводилось не через этничность, а через гражданство32. Нечто подобное было и в СССР, когда самоидентификация происходила через формулу: “Я — не русский, Я — советский”. Тем неожиданнее для многих стал “взрыв” этничности в различных частях света с наступлением постиндустриального этапа развития мира. Как показала практика, в 90-е годы во многих странах, особенно в тех, где происходили политические трансформации после распада империй, на фоне продолжающейся модернизации активизировался поиск национальных корней. Рост этнического фактора привел к этническому возрождению и в результате — к межэтнической напряженности, конфликтам, перерастающим в масштабные войны. Примером тому может служить ситуация с албанцами в Косово и Македонии. Современные социологические школы объясняют рост этнической идентичности второй половины XX в. следующим: 1) этническое возрождение характерно для отстающих от западного постиндустриального развития народов и является результатом этнокультурного разделения труда, экономической и технологической экспансии более развитых народов; 2) огромное воздействие на этот процесс оказывают мировые социальные системы-конкуренты в результате чего, несмотря на унификацию материальной и духовной культуры, интенсифицируется внутриэтническое взаимодействие; 3) повышается влияние больших социальных групп в экономике и политике, в результате чего этнические общности позиционируются в массовом сознании в выгодном свете33. Кроме того, актуализация этнической идентичности, являясь, как было отмечено выше, реакцией социума на политические трансформации, в процессе которых многие социальные группы подвергаются социокультурному кризису, обусловлена тем, что этнос как психологическая общность выполняет ряд важных социальных функций. Во-первых, ориентирует индивида в окружающем мире; во-вторых, задает общие жизненные ценности; в-третьих, защищает, отвечая не только за социальное, но и за физическое самочувствие34. Этнос является межпоколенной группой — устойчивой во времени, характеризующейся стабильностью состава, каждый член которой обладает этническим статусом, не допускающим “исключения” его из этноса. В таком контексте этнос представляется большой семьей или, по крайней мере, сообществом соседей, объединенных общими ценностными ориентациями, выполняющими роль защитных механизмов, столь актуальных в ситуации кризиса идентичности. Определенная модель поведения сообщества помогает сориентироваться в ситуации хаоса, позволяет избежать разрыва между поколениями, поскольку существуют такие слои и элементы культуры (язык, религия, миф об общих предках, историческая память), которые помогают осознавать свою сопричастность к этническим общностям и без которых невозможна адаптация к новым изменившимся условиям. Итак, политические трансформации ведут к кризису традиционной социально-политической системы. Ответной реакцией социума на кризисные явления социальной действительности становится формирование чувства страха, неуверенности, ощущения бессмысленности своего существования, разрушения привычной системы ценностей35. Все это вызывает в массовом сознании “футуршок”36, запускающий глубинные психологические механизмы защиты общности. В подобной ситуации члены социума начинают осмысливать прошлый исторический опыт, возвращаться к выверенным ценностям, поддерживающим межпоколенную стабильность общности и объединяющим группу в этнос. Маркер этноса, очевидно, имеет большое значение для современного мира, где многие другие дифференцирующие признаки групп скрыты. Таким образом, актуализация этнической идентичности проявляется в поисках оснований стабильного функционирования в тревожном неспокойном мире. Другое ее проявление — в интенсификации межэтнических контактов, определяемых современным политологическим языком как “глобализация”. Как ни странно, в условиях глобализации этничность не только не выталкивается из массового сознания, а наоборот, актуализируется — через сравнение себя с образом “другого” происходит четкое восприятие самих себя, своей “русскости”, “еврейства”, “татарства” и т.п. В этом восприятии вычленяется нечто особое, объединяющее всех нас в единую этническую общность. Каждая такая общность обеспечивает более или менее стабильный критерий воспроизводства самоидентификации людей. Более того, к этой общности мы “приписываемся” по факту своего рождения и идентификацию с нею закрепляем в процессе социализации. В результате оформляется межпоколенная общность, через которую происходит трансляция всего накопленного опыта молодому поколению, осознающему, что оно и их предки образуют единую группу — этнос. В ситуации политической трансформации и потери личностью опоры, обеспечивавшей стабильность существования, этнос становится “аварийной группой поддержки”37 для тех, кто потерял ориентиры в условиях кризиса. Поддержка этносознания большинства действует за счет “семейной памяти” или межпоколенной трансляции ценностей, установок и норм. Последние образуют четкую систему преемственной связи, через поиск корней определяются основы этнической идентичности, сохраняющей ценности, обычаи данного народа38. Рост этнической идентичности, особенно в начале 90-х годов, был сильно заметен на постсоветском пространстве и проявился в том, что обострились межэтнические отношения, вызвавшие конфликтные ситуации. На возникновение конфликтов оказывал особое влияние характер взаимной социальной перцепции, диктуемой имеющимися у контактирующих сторон стереотипами в отношении друг друга. В состоянии кризиса в массовом сознании активизируются архаические пласты мышления, в котором понятия распределены парами: свет – тьма, жизнь – смерть, свой – чужой39. Такая биполярность категоризации (“мы” — “они”) в ситуации кризиса проявляется в массовом сознании и сегодня. Категоризация “мы” – “они” подталкивает к социальной идентификации и групповой дифференциации40. Таким образом, этническая идентичность — это результат сравнения своей группы с другими этническими группами, дифференциация от которых позволяет ей самоидентифицироваться и обрести собственную наличную идентичность41. Вырабатываемая подобным способом этническая идентичность меняется лишь при значительных и полных изменениях ситуации или при миграции индивида, когда прежняя поддержка стержня этой идентичности со стороны окружения перестает действовать42. Рост этнической идентичности титульных этносов в новых независимых государствах, образовавшихся на руинах советской империи, был обусловлен осознанием своей принадлежности к этносу; с одной стороны, такое осознание шло через этнические сообщности, а с другой — в качестве такой общности выступало государство. Этническая идентичность в этом контексте привела к росту негативных чувств у большинства русских из бывших советских республик, связанных с этническим тяготением к своему “материнскому” этническому полю (“русскости”). Произошло обострение восприятия дискриминации и увеличение культурной дистанции в отношении титульных этносов, преобладающих на данной территории, в этническом самосознании сформировался так называемый “синдром навязанной этничности”43, основанный на том, что личности как бы “навязывали” этническую принадлежность против ее воли и желания. Между тем полиэтничная среда всегда накладывает отпечаток на этническую самоидентификацию личности, размывая ее этническую идентичность. Формирование понимания этнической принадлежности в таких условиях зависит от принадлежности личности к группе большинства или меньшинства. При этом последние создают низкостатусную группу, члены которой по своим физическим или культурным чертам отличаются от других членов общества, за что подвергаются дискриминации со стороны “высокостатусных” персон44. В зависимости от того, к какой группе принадлежит личность, определяется, каким приобретенным предписанным этническим статусом будет она обладать. Еще в более сложном положении оказываются обитатели полиэтнической среды в кризисных ситуациях. Многим индивидам (членам этнических меньшинств и выходцам из межэтнических браков) необходимо в таких условиях прибегать к процедуре “постоянного внутреннего референдума” на лояльность к той или иной общности в процессе этнической идентификации. Во внутренней репрезентации большую роль играет критерий внутреннего выбора — кем они сами себя осознают. Личность, делая выбор между прежней общностью и настоящей, рассматривая себя с позиции маргинальности собственного происхождения45, может сформировать представление о себе как об изгое в обеих группах. С одной связи уже порваны, для нее он “чужой”, а в другой враждебно настроенной к “новичкам” среде он не нашел себя (чтобы стать полноправным членом этнической общности, мало осознавать принадлежность к ней, необходимо признание индивида идентифицируемой группой). Впрочем, в реальности личность может идентифицировать себя одновременно с двумя релевантными группами. Такой вариант идентификации возможен в ситуации, когда индивид рождается в смешанном браке или когда он включен в условия полиэтнического общества при благоприятной адаптации к ним. Полиэтничное общество вырабатывает благоприятную биэтническую идентичность46. Успешная межкультурная адаптация в рамках выработки позитивной биэтнической идентичности стимулирует процесс вхождения в новую культуру, освоения ее норм, ценностей, образов поведения и завершается конструированием позитивной биэтнической идентичности. Между тем, возможно и непринятие “чуждого” культурного слоя — и отрыв от своего, связь с которым затруднена, поскольку личность осуществляет свою деятельность в инокультурной среде. Следствием этого может стать “бездомность” в обеих этих культурах, что влечет за собой складывание маргинальной этнической идентичности47. Индивиды с таким типом этнической идентичности могут утверждать свою моноэтничность в форме национализма, декларирующего, что данная этническая группа имеет особенный статус в обществе. Другая разновидность негативной реакции может проявиться в полном вытеснении этнического радикала из системы социально-политической идентичности, потере целостного образа “я”, своего места в социальном пространстве общества, связей с какой-либо культурой и социальной дезинтеграции. Итак, этническая идентичность представляет собой важнейший механизм личного освоения социальной действительности, состоящий из нескольких уровней. Первый уровень — классификация и собственно идентификация, на ее основе формируется идентификационная дихотомия “мы” — “они”. Второй — создание этнических образов — выражается в приписывании этническим общностям определенных культурных, статусных и других характеристик48. Третий — базируется на этнической идеологии, которая представляет собой общий взгляд на прошлое, настоящее и будущее своей группы в отношении с иными этническими группами49. Можно выделить несколько оснований этнической идентичности. Первое — культурные отличия общности, представляющие собой социальные конструкции, которые активизируются культурными и политическими элитами и создаваемыми ими институтами, прежде всего, государством. То есть, “цемент”, скрепляющий любую общность — миф об общем происхождении, который создает представления о принадлежности к группе и способствует выработке соответствующей идентичности, разделяемой всеми ее членами. Другая основа этнической идентичности — граница ее общности, которая определяется избранными культурными характеристиками, изменяющимися как в историко-временном измерении, так и в определенных ситуациях. Третья основа — культурная среда, создаваемая на базе индивидуального выбора и групповой солидарности, призванная определять вектор развития данной этнической общности, его цели и стратегии, конструируемая и регулируемая политической элитой данного сообщества. Этническая идентичность таким образом выполняет важную роль в организации “ответов” общности на внешние “вызовы” через манифестацию самотождественности и установление контроля над значимыми ресурсами и политическими институтами. На этих основах происходят воссоздание и конструирование элитами принадлежности к этносу, традициям, обычаям, символам, языку, их популяризация и распространение в массах для подготовки к внедрению модели общей этнической идентичности. Таким образом осуществляются выбор и строительство этнической идентичности, основанной на “общей крови” и общей наследственности, которые презентируется элитами как стандартная версия истории становления данной идентичности50. Исследователи демократического транзита, являющегося смыслом политической трансформации, пришли к выводу о том, что странам, находящимся в переходном состоянии, необходимо прежде всего сформировать свою национальную систему социально-политической идентичности и только потом переходить к строительству государственных институтов и формированию широкого комплекса гражданских свобод51. Этот вывод верен и для России: пока мы не определимся с новым содержанием общегосударственной системы идентичности, говорить об успешности прохождения демократического транзита в условиях России нельзя. Для эффективного осуществления демократических реформ необходимо сформировать новую модель общегосударственной идентификационной системы, в том числе, определить смысл существования нашего государства, политической системы и направлений их дальнейшего развития и только после этого приступать к строительству гражданского общества, основанного на демократических ценностях, органично вписывающихся в социокультурную специфику формальных и неформальных коммуникаций России. |