|
• участниках и т.д. Расширение же круга подобных сведений неправомерно сузило бы понятие прикосновенности, привело бы на практике к ослаблению борьбы с преступностью и нанесло ущерб развитию правосознания граждан1. По нашему мнению, требование знания субъектом укрывательства признаков, которые указывали бы на конкретный вид совершенного преступного посягательства, о чем пишет Г.И. Баймурзин, как и знания того, что совершено именно особо тяжкое преступление, не является достаточно аргументированным. Знание вида преступления это знание того, какое преступление совер« шено —разбой или вымогательство, кража или грабеж. Однако нередко определить это могут лишь опытные специалисты, хорошо знающие закон и судебную практику. Требование знания виновным того, что он укрывает именно особо тяжкое преступление, является требованием знания самого закона и умения дать юридическую оценку исходному преступлению, т.е. квалифицировать его. Эти требования необоснованны: во-первых, незнание закона в большинстве случаев не освобождает от уголовной ответственности (здесь именно такой ^ случай); во-вторых, нельзя потребовать от населения умения давать юридическую оценку совершенному общественно опасному деянию (исходному). Знания подробностей совершенного преступления, например, квалифицирующих его признаков, также нельзя требовать от укрывателей, как предлагают некоторые авторы2. Укрыватели чаще всего не знают этого и не стремятся узнать, особенно, если имеют дело с организованной преступностью. Предпочтительнее, на наш взгляд, позиция авторов, согласно которой необходимый для привлечения к уголовной ответственности минимум осведомленности укрывателя должен заключаться в знании им, какого рода совершено преступление3. Такой подход означает, что от укрывателя не требуется умение 1Баймурзин Г.И. Указ. соч. С. 14. 2Комментарий к УК РФ / Под общ. ред. А.А.Чекалина. М., 2002. С. 922; Уголовное право. Часть Общая и часть Особенная / Под ред. Л.Д. Гаухмана. М., 1999. С. 173. 1Комментарий к УК РФ. Расширенный уголовно-правовой анализ с материалами судебно-следственной практики / Под общ. ред. В В.Мозякова М., 2002. С. 742; Комментарий к УК РФ с постатейными комментариями и судебной практикой / Под общ. ред. С.И.Никулина. М., 2002. С. 992; Гужин А.Т. Укал. соч. с. 170-171; Ковалев М.И. Указ.соч. С. 274. |
понятие прикосновенности, привело бы на практике к ослаблению борьбы с преступностьюи нанеслоущерб развитиюправосознания граждан1 . На наш взгляд, требование знания субъектом укрывательства признаков, которые указывали бы на конкретный вид совершенного преступного посягательства, о чем пишет Баймурзин, как и знания того, что совершено именно особо тяжкое преступление, не является достаточно аргументированным. Знание вида преступления это знание того, какое преступление совершено разбой или вымогательство, кража или грабеж. Однако нередко определить это могут лишь опытные специалисты, хорошо знающие закон и судебную практику. Требование знания виновным того, что он укрывает именно особо тяжкое преступление, является требованием знания самого закона и умения дать юридическую оценку исходному преступлению, т.е. квалифицировать его. Эти требования необоснованны: во-первых, незнание закона в большинстве случаев не освобождает от уголовной ответственности (здесь именно такой случай); во-вторых, нельзя потребовал умения давать юридическую оценку совершенному общественно опасному деянию(исходному). Знания подробностей совершенного преступления, например, квалифицирующих его признаков, также нельзя требовать от укрывателей, как предлагает В.В. Шубин2. Укрыватели чаще всего не знают этогои не стремятся узнать, особенно, еслиимеют дело с организованной преступностью. Предпочтительнее, на наш взгляд, позиция авторов, согласно которой непривлечения к уголовной ответственности минимум осведомленности укрывателя должен заключаться в знании им, какого рода совершено преступление3. Такой подход означает, что от укрывателя не требуется умение |