37 философии XX века. У Г. Лейбница реальность, является результатом божественного выбора, в котором один из возможных миров становится действительным. Идея потенциальной возможности множественности реальности стала по-настоящему революционной, поскольку представления о единстве и.единственности подлинной реальности существовали в европейской классике со времен, античности. Если в средневековой, возрожденческой и нововременной философии Бог был гарантом единства и подлинности бытия, то у Г. Лейбница за данной реальностью «просвечивается» возможная реальность несовершенных, не избранных Богом миров. Таким образом, возможные миры получают онтологический статус, имманентно* предполагая возможную интерпретацию множественности самой реальности. Следующим поворотным моментом в 9 изменении философских 2 представлений о реальности становится учение И. Канта. Как отмечал М.' Хайдеггер, в философии Канта «подразумевается; что бытие, а значит, и виды бытия —возможность, действительность, необходимость —говорят не о том, что есть предмет, объект, но лишь о том, как предмет относится1к 3субъекту» . Проблема выявления' и описания механизмов определения реальности в познавательных актах получает свое развитие в неокантианстве. При этом изначальный кантовский посыл приобретает более отчетливое и «резкое» выражение. Представители неокантианства упрекают Канта в том, что он отдал дань докритическому реализму и психологизму, и как раз это подлежит ревизии. Напротив, согласно неокантианской, теории, мышлению не предшествует никакая независимая данность. Данное больше не определение мышления, а наоборот, мышление определяет нечто как данность. Тем самым, мышление со своими законами предшествует в трансцендентально-логическом смысле и субъекту с его сознанием. В философии символических форм См. Лейбниц Г. Новый опыт о человеческом разуме. М., 1948. 2 См.: Кант И. Соч.: В 4 т. М., 1965. Т. 4. Ч. 1. 3 Хайдеггер М. Тезис Канта о бытии. М., 1993. С. 373. |
лейбницевская концепция возможных миров, получившая свое развитие лишь в философии XX века. У Лейбница реальность является результатом божественного выбора, в котором один из возможных миров становится действительным. Идея потенциальной возможности множественности реальности стала по-настоящему революционной, поскольку представления о единстве и единственности подлинной реальности существовали в европейской классике со времен античности. Если в средневековой, возрожденческой и нововременной философии Бог был гарантом единства и подлинности бытия, то у Лейбница за данной реальностью «просвечивается» возможная реальность несовершенных, не избранных Богом миров. Таким образом, возможные миры получают онтологический статус, имманентно предполагая возможную интерпретацию множественности самой реальности. Следующим поворотным моментом в изменении философских представлении о реальности становится учение И. Канта. В самом деле, кантовское представление о бытии было не просто новым, но бросающим вызов предшествующей традиции: «... бытие не есть реальный предикат, иными словами, оно не есть понятие о чем-то таком, что могло бы быть прибавлено к понятию вещи. Оно есть только полагание вещи или некоторых определений само по себе. <...> в действительном содержится не больше, чем только в возможном»199. Такое понимание бытия было чревато множественностью разнообразных истолкований. Так, в хайдеггеровской интерпретации у Канта «подразумевается, что бытие, а значит и виды бытия возможность, действительность, необходимость говорят не о том, что есть предмет, объект, но лишь о том, как предмет относится к субъекту»200. И именно этот пласт смысла кантовских размышлений становится наиболее интересным и дискуссионным 199Кант И. Критика чистого разума / Кант И. Соч.: в 6 т. / И. Кант; под ред. В.Ф. Асмуса. Т. 3. М .: Мысль, 1964. С. 521-522. 200Хайдеггер М. Тезис Канта о бытии // Хайдеггер М. Время и бытие : ст. и выступления / М. Хайдеггер. М .: Республика. 1993. С. 373. Проблема выявления и описания механизмов конституирования реальности в познавательных актах получает свое развитие в неокантианстве. При этом изначальный кантовский посыл получает более отчетливое и «резкое» выражение. Представители неокантианства упрекают Канта в том, что «он отдал дань докритическому реализму и психологизму, и как раз это подлежит ревизии. Напротив, согласно неокантианской экспликации, мышлению не предшествует никакая независимая данность. Данное больше не определение мышления, а наоборот, мышление определяет нечто как данность. Тем самым, мышление со своими законами предшествует в трансцендентально-логическом смысле и субъекту с его сознанием. Познавание следует эксплицировать без моментов фактической 201 субъективности, теория познания может обойтись без теории субъекта» . В философии символических форм Э. Кассирера выдвигается целый ряд интереснейших идей, существенно повлиявших на осмысление проблемы реальности в философском дискурсе XX века. Во-первых, отмечая недостаточность кантовской эпистемологии в связи с ее преимущественной ориентацией на сферу «наук о природе», Кассирер предлагает дополнить ее философскими размышлениями о статусе, специфике и методологии «наук о духе». Во-вторых, рассмотрение науки в общекультурном контексте, согласно Кассиреру, предполагает включение эпистемологии в философию культуры. Стоит отметить, что идеи Кассирера переживают второе рождение в современной философии и гуманитарных науках, а его посыл не только не утратил своего значения, но и, как нам представляется, до сих пор не получил своей адекватной реализации. Таким образом, проблема реальности в неокантианстве приобретает, прежде всего, эпистемологическое звучание, предполагающее перенесение центра исследования в сферу мышления и познавательной деятельности человека. Единство реальности обеспечивается трансцендендентальным 201 Гетманы К.Ф. От сознания к действию : Прагматич. тенденции в нем. философии первых десятилетий XX в. / К.Ф. Гетманы // Логос. 1999. № 1. С. 23. |