|
45 изучение языкового измерения «возможных миров», способов, форм и типов их реализации в концептосфере, семантическом и прагматическом пространстве языка и специфики выражения в языковой деятельности. Коль скоро «возможный мир» конституируется языковыми средствами, его пространство оказывается не беспредельным, то есть исследователи естественным образом «выходят» на решение проблемы границ возможности конституирования, репрезентации и отражения реальностей. Еще более очевидным представляется влияние постмодернистских идей на философию. Одной из причин, вероятно, является изначальная ориентированность самого постмодернизма на гуманитарную сферу, сформулированная как одна из задач. В связи с этим все формы человеческой деятельности представляют собой ту своеобразную «лабораторию», в которой может быть создана возможная реальность. «Лаборатория» представляет собой структурированный «возможный мир», вступающий в сложные отношения с так называемым реальным миром. Как пишет У. Эко, «с одной стороны, в той мере, в какой речь идет об истории немногих действующих лиц, которая к тому же происходит во вполне определенном месте и времени, вымышленный универсум может рассматриваться как маленький мир, бесконечно более ограниченный, чем действительный. С другой стороны, поскольку он добавляет к целостности реального мира (который выступает в качестве основы вымысла) некоторые новые черты и события, вводит в него новых индивидов, он должен полагаться большим, чем мир нашего опыта. С этой точки зрения вымышленный универсум не заканчивается с окончанием самой истории, а продолжается! бесконечно»1. Его размышления приводят нас к пониманию относительно ситуации в современной философии. Взаимодействие и взаимовлияние философских идей стали настолько тесными и многообразными, что действительно сложно провести границу между постмодерным миром, 1Eco U. Six Walks in the Fictional Woods. Cambridge, 1994. P. 85. |
155 Удачно подметив это, как нам представляется, не случайное тематическое совпадение, гуманитарные науки «впитали» в себя те открытия, которые были сделаны в рамках философского дискурса, но там же подчас оставались «недореализованными». В контексте исследования проблемы множественности реальности сопряжение идей гуманитарного и философского дискурсов нашло свое выражение в становлении исследовательской программы, которую можно обозначить как изучение языкового измерения «возможных миров», способов, форм и типов их реализации в концептосфере, семантическом и прагматическом пространстве языка и специфики выражения в языковой деятельности. Данная исследовательская парадигма доказала свою эвристическую состоятельность и разделилась на целый ряд направлений: изучение процессов языковой категоризации мира, выявление возможного и невозможного в пространстве естественных языков и анализ исторической динамики линии их демаркации, типологизация процессов селекции и идентификации реальностей в семантическом пространстве. Коль скоро «возможный мир» конституируется языковыми средствами, его пространство оказывается не беспредельным, то есть исследователи естественным образом «выходят» на решение проблемы границ допустимости /возможности конституирования, репрезентации и отражения реальностей. Еще более очевидным представляется влияние постмодернистских идей на гуманитарные науки. Одной из причин, вероятно, является изначальная ориентированность самого постмодернизма на сферу культуры, «литературизация» самого философского дискурса, сформулированная как одна из задач. Эвристический посыл постмодернистских идей нашел свое наиболее очевидное прикладное выражение в нарратологии. Одним из фундаментальных теоретических положений, на котором базируется современное исследование нарратива, является признание того факта, что мы изначально имеем дело не с репрезентацией реальности, но с неким специфическим способом ее конструирования и установления. Поэтому «ранжирование», градация значении истинности нарративов невозможно и является предрассудком, связанным с прежними представлениями о существовании одной подлинной реальности. Таким образом, реальность в нарратологии утрачивает статус «квазидокументального» критерия, на основании которого можно судить об истинности/неистинности репрезентации. «Нарративы представляют собой формы, внутренне присущие нашим способам получения знания, которое структурирует наше восприятие мира и самих себя... тот дискурсивный порядок, в котором мы сплетаем мир наших восприятий, возникает только как modus operandi самого этого нарративного процесса»2 . Коль скоро, « «жизнь» и «жизненная история» сложным образом переплетены и вовлечены в один непрерывный процесс продуцирования значений и смыслов»2 , не существует четкой границы между «реальной жизнью» и нарративом. В связи с этим все формы человеческой деятельности представляют собой ту своеобразную «лабораторию», в которой может быть создана возможная реальность. «Универсум нарративного дискурса» представляет собой структурированный «возможный мир», вступающий в сложные отношения с так называемым реальным миром. Как пишет У. Эко, «с одной стороны, в той мере, в какой речь идет об истории немногих действующих лиц, которая к тому же происходит во вполне определенном месте и времени, вымышленный универсум может рассматриваться как маленький мир, бесконечно более ограниченный, чем действительный. С другой стороны, поскольку он добавляет к целостности реального мира (который выступает в качестве основы вымысла) некоторые новые черты и события, вводит в него новых индивидов, он должен полагаться большим, чем мир нашего опыта. С этой точки зрения вымышленный универсум не заканчивается с окончанием Л 1/ о Брокмейер И. Нарратив : проблемы и обещания одной альтернативной парадигмы / И. Брокмейер, Р. Харре // Вопр. философии. 2000. № 3. С. 37. 2П там же, с. 38. 'У 1 о самой истории, а продолжается бесконечно» . Размышления Эко подталкивают нас к рефлексии относительно ситуации в современной философии. Взаимодействие и взаимовлияние философских идей и гуманитарного дискурса стали настолько тесными и многообразными, что действительно сложно провести границу между постмодерным миром, постмодернизмом как идеологией и культурным феноменом и интерпретацией постмодернистских идей как новой философской эпистемологической программой. Иными словами, ответ на вопрос: «Мир становится постмодерным или же пресловутая «постмодернистская чувствительность» заставляет нас видеть мир именно таковым?» становится не столь уж очевидным. И, наконец, третий путь взаимодействия философии и гуманитарных наук предполагает размывание границ между дискурсивными пространствами, в определенном смысле, утрату специфики философствования. Если гуманитарные науки, особенно в XX веке, активно обращались к философским идеям, то обратное утверждение уже не является столь очевидным. Дело здесь не только в недостаточном внимании философии к бесспорным заслугам и достижениям гуманитарных наук, отсутствии серьезного анализа их результатов, процесса смен методологических парадигм и установок. Причина, на наш взгляд, кроется в том, что собственно философское решение проблем гуманитарного познания часто «запаздывало», а не опережало развитие гуманитарной сферы. И в этом смысле, философии еще предстоит преодолеть «трагическую разобщенность» (по выражению К.-О. Апеля) с гуманитарными науками. Разумеется, возникает вопрос об «идеологии» этого «преодоления». Возможен путь своеобразного «пост-постпозитивизма» в смысле надстраивания философии над гуманитарными науками, как в плане обобщения их результатов, так и в плане выработки общенаучной картины 218Eco U. Six Walks in the Fictional Woods / U. Eco. Cambridge, Mass. : Harvard University Press, 1994. P. 85. |