86 Кавказе традиционных социальных институтов, имеет, как правило, религиозный характер, определяемый синтезом мусульманства с местными традициями. Анализ результатов социальных исследований, практика прокурорского надзора за исполнением законодательства о религиозных конфессиях, опыт борьбы правоохранительных органов с экстремизмом и терроризмом на Северном Кавказе показывают, что проводимая борьба с «ваххабизмом» имеет положительные результаты и встречает позитивное отношение со стороны большинства мусульманских сообществ. Проблема развития мусульманско-правовой культуры зримо присутствует в общественной жизни ссверокавказских этносов, однако везде она имеет разную степень сложности. В западной части региона ситуация не столь остра. По мнению И.Л. Бабич, «ни в самом народе, т.е. в его религиозном правосознании, ни в среде сельских духовных лиц к настоящему времени не сложилась потребность в развитии и углублении норм шариата»103. Заметим, однако, что ни в Ингушетии, ни в Карачаево-Черкесии, ни в Адыгее, обращение к шариату не преследуется, если, конечно, оно не инициировано радикальными исламскими группами и не имеет экстремистской направленности. Более того, в декабре 1997 г. в Республике Ингушетия согласно указу президента Р. Аушева был принят закон о мировых судьях, в ст. 3 которого им предписывалось в своей работе следовать также нормам адата и шариата. Однако этот закон так и не был осуществлён на практике. Вскоре после его принятия появился федеральный закон о мировых судьях, автоматически упразднивший ингушский законопроект. Сужение сферы реализации адатского и мусульманского права в 40 -90-е годы XX в. связано с сужением правового пространства ислама на Северном Кавказе. Гибель в репрессиях 30-50 годов судей (кади) и знатоков шариата, наконец, секуляризация шариата и общества вызвали, по мнению В.О. 103 Бабич И. Л. Ислам в Кабардино-Балкарии: правовые аспекты // Россия и Мусульманский мир. 2000. №7. С.53. |
132 до отметить, что объектом критики со стороны государственных и духовных деятелей является не салафизм, а «ваххабизм», имеющий внешний источник религиозно-политический радикализм. Феномены «салафийя», «фундаментализм», «ваххабизм» на Северном Кавказе не равнозначны. С точки зрения просвещенного исследователя существует видимая разница. В.О. Бобровников обоснованно рассматривает «ваххабизм» как частный вид политизированного радикального ислама (исламизма), возникшего в связи с ломкой местных религиозных традиций в ходе секуляристских модернизаторских реформ XX в. Это движение оказывает весьма деструктивное влияние на постсоветское мусульманское общество131. В этой связи, высказанные в последнее время соображения о том, что на нынешнем этапе социально-политического развития общества необходимо прямое государственное вмешательство в предотвращение распространения «ваххабизма», представляются оправданными. 3.2. Перспективы развития правовой системы Северного Кавказа Шариат на Северном Кавказе это один из векторов, воздействующих на мировоззрение и правосознание индивида, этнического социума. Вместе с тем, распространен также не правовой подход к шариату, в котором он предстает неким исключительно духовным феноменом, полностью лишенным всякой социальной и правовой значимости. Активное возрождение на Северном Кавказе традиционных социальных институтов, имеет, как правило, религиозный характер, определяемый синтезом мусульманства с местными традициями. Анализ результатов социальных исследований, практика прокурорского надзора за исполнением законодательства о религиозных 1,1 Бобровников В. О. Ислам на постсоветском Северном Кавказе: мифы и реалии / Ислам на постсоветском пространстве: взгляд изнут-РИ.-М., 2001.С.81. 133 конфессиях, опыт борьбы правоохранительных органов с экстремизмом и терроризмом на Северном Кавказе показывают, что проводимая борьба с «ваххабизмом» имеет положительные результаты и встречает позитивное отношение со стороны большинства мусульманских сообществ. Проблема развития мусульманско-правовой культуры зримо присутствует в общественной жизни северокавказских этносов, однако везде она имеет разную степень сложности. В западной части региона ситуация не столь остра. По мнению И.Л. Бабич, «ни в самом народе, т.е. в его религиозном правосознании, ни в среде сельских духовных лиц к настоящему времени не сложилась потребность в развитии и углублении норм шариата»132. Заметим, однако, что ни в Ингушетии, ни в КарачаевоЧеркесии, ни в Адыгее, обращение к шариату не преследуется, если, конечно, оно не инициировано радикальными исламскими группами и не имеет экстремистской направленности. Более того, в декабре 1997 г. в Республике Ингушетия согласно указу президента Р. Аушева был принят закон о мировых судьях, в ст. 3 которого им предписывалось в своей работе следовать также нормам адата и шариата. Однако этот закон так и не был осуществлён на практике. Вскоре после его принятия появился федеральный закон о мировых судьях, автоматически упразднивший ингушский законопроект. Сужение сферы реализации адатского и мусульманского права в 40 90-е годы XX в. связано с сужением правового пространства ислама на Северном Кавказе. Гибель в репрессиях 30-50 годов судей (кади) и знатоков шариата, наконец, секуляризация шариата и общества вызвали, по мнению В.О. Бобровникова, забвение основных правовых норм ханафитской и шафитской школ. Сейчас различия мазхабов чувствуются только на уровне обрядов и «символа веры»133. 132 Бабич И. Л. Ислам в Кабардино-Балкарии: правовые аспекты // Россия и Мусульманский мир. 2000. №7. С.53. 133 Бобровников В. О. Ислам на постсоветском Северном Кавказе: мифы и реалии / Ислам на постсоветском пространстве: взгляд изнутри. -М., 2001. С.87. |