|
В последней трети XX века общественно-политическая практика Западной Европы характеризуется постоянной сменой ориентаций. Подобное «шараханье» из стороны в сторону обуславливается, на наш взгляд, сменой приоритетов, экономических на социальные и наоборот. К 70-м годам, благодаря либеральным принципам, Европы добилась существенных экономических результатов, и встал вопрос о смене приоритетов в области социальной политики. В эти годы начинает вступать в силу кейнсианская модель общественного развития, более известная под именем концепции «государства всеобщего благоденствия». Для нее характерны: признание необходимости внедрения в жизни смешанной экономики, сочетание частного сектора с государственным, признание права государства вмешиваться в экономическую и социальную жизнь общества. И кейсианской модели общественно-политического развития ооновский оттенок. Не касаясь мировоззренческих и этических сложностей, которые неизбежно возникают при подобной постановке вопроса, обратим лишь внимание на то, что политическая и социальная свободы теряют в либерализме свой безусловный характер, поскольку становятся непосредственно зависимыми от материально-экономических факторов. Как нам представляется, обозначенная посылка либеральной теории не подтверждается также историческими реалиями. Афинская демократия, к которой так любил апеллировать классический либерализм, естественно, не могла основываться на капиталистических отношения. Тем не менее, уровень социальной и политической свободы был здесь беспрецедентно высоким. То же самое можно сказать и об общественно-политической ситуации раннего Рима и о феномене Новгородской Республики. Небезынтересным, в этом плане, может оказаться и анализ фашистского режима в Германии и Италии. В этих странах, напротив, мы встречает бурный рост капиталистических отношений, развитие частного сектора и, одновременно, чрезвычайную несвободу в социальной и политической жизни. Всё это говорит о том, что отношения между экономикой и политикой, между свободой экономической и социально-политической складываются не столь механистично, как это представляет себе либеральная теория. |
303 вывод либеральных мыслителей: высшей степени политической свободы общество может достичь только при капитализме248. В последней трети XX века общественно-политическая практика Западной Европы характеризуется постоянной сменой ориентаций. I Годобное «шараханье» из стороны в сторону обуславливается, на наш взгляд, сменой приоритетов: экономических на социальные и наоборот. К 70-м годам, благодаря либеральным принципам, Европа добилась существенных экономических результатов, и встал вопрос о смене приоритетов в области социальной политики. В эти годы начинает вступать в силу кейнсианская модель общественного развития, более известная под именем концепции «государства всеобщего благоденствия». Для нес характерны: признание необходимости внедрения в жизни смешанной экономики, сочетание частного сектора с государственным, признание права государства вмешиваться в экономическую и социальную жизнь общества. В кейсианской модели общественно-политического развития основной упор был сделан на обеспечение социальных потребностей населения. В результате приблизительно к середине 80-х годов наряду с значительными достижениями в области социального обеспечения населения (рост темпов расходов на здравоохранение, социальных пособий, образование и культуру, социальное строительство) в Европе наблюдается общий спад экономики, рост государственного долга. На фоне этого возрождается ностальгия по «классическому либерализму», критика социалистических Ках мы уже подчеркивали, утверждения о первичности экономической свободы предпосылают либерализму сомнительный аксиологический оттенок. Нс касаясь мировоззренческих и этических сложностей, которые неизбежно возникают при подобной постановке вопроса, обратим лишь внимание на то. что политическая н социальная свободы теряют в либерализме свой безусловный характер, поскольку становятся непосредственно зависимыми от материально-экономических факторов. Как нам представляется, обозначенная посылка либеральной теории не подтверждается также историческими реалиями, Афинская демократия, к которой так любил апеллировать классический либерализм, естественно, не могла основываться на капиталистических отношениях. Тем не менее, уровень социальной и политической свободы был здесь беспрецедентно высоким. То же самое можно сказать и об общественно-политической ситуации раннего Рима и о феномене Новгородской Республики. Небезынтересным в этом плане может оказаться и анализ фашистского режима в Германии и Италии. В этих странах, напротив, мы встречаем бурный рост капиталистических отношений, развитие частного секторе и одновременно чрезвычайную несвободу в социальной и политической жизни ВсС эго говорит о том, что отношения между экономикой и политикой, между свободой экономической и социально-политической складываются не столь механистично, как это представляет себе либеральная теория, |