|
жесткой монитаризации сознания, к генерации и регенерации потребительского общества. Немаловажный аргумент, выдвигаемый против современного либерализма, заключен в скепсисе по отношению к универсальности ег о основных принципов. Действительно, либерализм превосходно показал себя во многих странах Западной Европы. Но так же ли он хорош, скажем для России, стран Восточной Европы, а, тем более, для государств восточного региона? Здесь, как нам представляется, мы поднимаем одну из самых интересных проблем, решение которой находится на уровне системного, междисциплинарного анализа, поскольку охватывает как собственно политологический аспект, так и культурологический, и философский. Если отталкиваться от того обстоятельства, что либерализм есть порождение западноевропейской мысли эпохи Модерна, то мы, по всей видимости, должны прийти к осознанию того, что данная концепция тесно сопряжена с определенным типом культуры, определенным типом самосознания и менталитета. В рамках западноевропейской культуры Нового Времени, отличающейся известной степенью рационализма, экономизма и индивидуализма, либеральные принципы кажутся вполне приемлемыми и органичными. Даже протестантская этика имеет немало точек соприкосновения с либеральными идеями (в какой-то степени, протестантизм вообще можно назвать «либеральной формой христианства»). Но, возможно, на других столах «либеральное кушанье» окажется несъедобным? Насколько, к примеру, культивирование индивидуальной свободы и антропоцентризма состыкуется с теми социокультурными формами, для которых верховной ценностью остается общественный, надындивидуальный интерес? И ведь именно к такому типу культурного самосозна7< |
237 рализм в нынешнее время становится источником множества явлений деструктивного порядка. Это соображение представляется нам наиболее интересным, поскольку, если рассматривать либеральную систему ценностей, выходя за рамки политической и экономической жизни, то можно с уверенностью констатировать негативное влияние некоторых основополагающих либеральных принципов на духовно-культурные ценности человечества. В самом деле, обращение сознания человека к самому себе, признание индивидуальной свободы в качестве высшей ценности в своём крайнем проявлении способно разрушить религиозные и нравственные устои общества. Рынок, в качестве высшего принципа регуляции общественной и экономической жизни, с неизбежностью захлёстывает духовный сектор, превращая бесценные сокровища мировой культуры в предмет купли-продажи. Наконец, экономическая свобода, трактуемая либерализмом как свобода пе/увичная, как условие существования всех иных свобод, в том числе свободы гражданской, духовной, моральной, на наш взгляд, ведёт к жесткой монетаризации сознания, к генерации и регенерации потребительского общества. Немаловажный аргумент, выдвигаемый против современного либерализма, заключен в скепсисе но отношению к универсальности его основных принципов. Действительно, либерализм превосходно показал себя во многих странах Западной Европы. Но так же ли он хорош, скажем, для России, стран Восточной Европы, а тем более, для государств восточного региона? Здесь, как нам представляется, мы поднимаем одну из самых интересных проблем, решение которой находится на уровне системного, междисциплинарного анализа, поскольку охватывает как собственно политологический аспект, так и культурологический, и философский. Если отталкиваться от того обстоятельства, что либерализм есть порождение западноевропейской мысли эпохи Модерна, то мы, по всей виАи&из* 238 димости, должны прийти к осознанию того, что данная концепция тесно сопряжена с определенным типом культуры, определенным типом самосознания и менталитета. В рамках западноевропейской культуры Нового Времени, отличающейся известной степенью рационализма, экономизма и индивидуализма, либеральные принципы кажутся вполне приемлемыми и органичными. Даже протестантская л ика имеет немало точек соприкосновения с либеральными идеями (в какой-то степени протестантизм вообще можно назвать «либеральной формой христианства»). Но, возможно, на других столах «либеральное кушанье» окажется несъедобным? Насколько, к примеру, культивирование индивидуальной свободы и антропоцентризма состыкуется с теми социокультурными формами, для которых верховной ценностью остается общественный, надындивидуальный интерес? И ведь именно к такому типу культурного самосознания принадлежит практически весь Восток с буддистскими, даосскими, индуистскими и мусульманскими традициями. Да и русское православие, как известно, порицает индивидуалистические тенденции, выдвигая на первый план идеалы соборности и софийиости, подчеркивая первенство духовного перед материальным (а следовательно, и перед экономическим). Весьма спорным является и утверждение теоретиков либерализма относительно того, что либерализм является универсальным механизмом демократизации общественно-политической жизни. Опыт постсоветской России убедительно продемонстрировал сомнительность данного тезиса. Основной принцип либерализма «Ыззег Гане» на нынешнем этапе оказался почти полностью реализованным, что, однако, ничуть не способствовало демократизации общественной жизни. Для рядовых граждан невмешательство государства в их жизнь зачастую угрожает не только их демократическим свободам, но и попросту' самому физическому существованию. Самоуклонение государства от организации общественной жизни и слабый государственный контроль с неизбежностью приводят к криминализации общества, к хаосу и анархии, к ситуации, когда член общества |