|
лами», поднимающими вопрос о «национальной идее», «национальной безопасности», «культурной идентичности». Эта проблема оказалась действительно чрезвычайно сложной и деликатной; и причины ее возникновения, по всей видимости, мы можем найти в объективных культурноисторических сдвигах стран Евразии последнего столетия. В самом деле, коммунистическая практика, начиная с 1917 года, была нацелена на разрушение религиозных традиций народов, на выхолащивание из духовной и политической культуры всего национального, самобытного. Более чем за 70 десятилетий народы СССР утратили значительную часть своего духовного, религиозно-мировоззренческого капитала, который восполнить сегодня в одночасье представляется весьма проблематичным. Что же касается советской идеологии, то она достаточно скомпрометировала себя и ес ренессанс навряд ли возможен в обозримом будущем. Идеологический вакуум и духовно-нравственная неопределенность в значительной степени были спровоцированы самими, уже современными политическими реформаторами. Борясь с «коммунистическим монстром», они приложили все усилия для развенчания идеалов марксизмаленинизма и коммунистической теории, для уничтожения всех основ советской системы. Однако, разрушая, они не заботились о созидании, полагая, видимо, что «идеология антикоммунизма» в стратегическом плане самодостаточна. Вместе с тем, когда деструктивные процессы подошли к своему завершающему этапу, когда Советский Союз исчез с политической карты мира, а коммунизм был окончательно скомпрометирован в общественном сознании, в большинстве стран бывшего Союза возникла насущная необходимость в некой новой конструктивной программе. К качестве фундаментального условия и гаранта свободы политической и духовной. 82 |
223 ГЛАВА III ЛИБЕРАЛИЗАЦИЯ И ГУМАНИЗАЦИЯ СОЗНАНИЯ В ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПРАКТИКЕ § 1. Социально-политические и мировоззренческие предпосылки возрождении либерализма в России Навряд ли в 1991 году (а тем более в 1985-ом) тогдашние демократы и реформаторы могли предположить, какого размаха достигнут модернизационные процессы в странах бывшего Союза и Восточной Европы. В то время, мечтая о демократизации общества, политическая элита и радикально настроенная общественность посчитата необходимой замену всей общественно-политической системы государства. Этот процесс оказался неимоверно болезненным и сложным для большинства российских граждан: потребовалось практически с нуля создавать принципиально новую правовую базу, экономическую систему и структуру политической власти. Но самой серьезной проблемой, с которой столкнулись реформаторы и идеологи Новой России, оказалась проблема мировоззренческих, культурно-идеологических ориентиров модернизируемого государства. Не случайно, научная публицистика и периодическая печать изобилует дискуссиями, семинарами и «круглыми столами», поднимающими вопрос о «русской идее», «национальной безопасности», «культурной идентичности России». Эта проблема оказалась действительно чрезвычайно сложной и деликатной; и причины ее возникновения, по всей видимости, мы можем найти в объективных культурно-исторических сдвигах России последнего столетия. В самом деле, коммунистическая практика, начиная с 1917 года, была нацелена на разрушение православных традиций России, на выхолащивание из духовной и политической культуры страны всего национального, самобыгного. Болес чем за 70-летис Россия утратила значительную часть своего духовного, религиозно-мировоззренческого капитала, кото 22-1 рый восполнить сегодня в одночасье представляется весьма проблематичным. Что же касается советской идеологии, то она достаточно скомпрометировала себя и ее ренессанс навряд ли возможен в обозримом будущем. Идеологический вакуум и духовно-нравственная неопределенность в значительной степени были спровоцированы самими уже современными политическими реформаторами. Борясь с «коммунистическим монстром», они приложили все усилия для развенчания идеалов марксизма-ленинизма и коммунистической теории, для уничтожения всех основ советской системы. Однако, разрушая, политическая власть проявила недостаточную заботу о созидании, полагая, видимо, что «идеология антикоммунизма» в стратегическом плане надолго сохранит статус самодостаточности. Вместе с тем, когда деструктивные процессы подошли к своему завершающему этапу, когда Советский Союз исчез с политической карты мира, а коммунизм был окончательно скомпрометирован в общественном сознании, Россия востребовала конструктивную программу. К такому «неожиданному» повороту реформаторы оказались не вполне готовы. Не претендуя на создание своей собственной оригинальной концепции модернизации общественно-политической и хозяйственноэкономической системы государства, политическая элита обратилась к опыту зарубежных стран. И из всех возможных накопленных человечеством вариантов модернизации и реформирования был выбран наиболее радикальный вариант чикагской школы. Сегодня нс совсем понятно, почему именно «чикагским мальчикам» выпала роль наставников и учителей России. Почему отечественных демократов не заинтересовал, к примеру, феномен «восточного прорыва», опыт, скажем, японского, китайского или корейского пути реформирования экономики и политической системы? Почему российское руководство сделало ставку на западный опыт развития, причем даже не в его европейско-континентальной форме, а в форме вестернизации, крайнего, американизированного толка? В конце концов, США в еще меньшем объеме, чем даже Западная Европа обладает истори |