Проверяемый текст
Толстая Наталья Евгеньевна. Феномен гуманистического сознания в контексте культурно-исторических типов мировоззрения (Диссертация 2002)
[стр. 83]

такому «неожиданному» повороту реформаторы оказались явно не готовы.
Нс имея своей собственной оригинальной концепции модернизации общественно-политической и хозяйственно-экономической системы государства, политическая элита обратилась к опыту зарубежных стран.
И из всех возможных накопленных человечеством вариантов модернизации и реформирования был выбран наиболее радикальный вариант чикагской школы.

Почему именно «чикагским мальчикам» выпала роль наставников и учителей
великой Евразии? Почему вновь испеченных демократов не заинтересовал феномен «восточного прорыва», опыт, скажем, японского, китайского или корейского пути реформирования экономики и политической системы? Почему большинство руководства независимых государств сделало ставку на западный опыт развития, причем даже не в его европейско-континентальной форме, а в форме вестернизации, крайнего, американизированного толка? В конце концов, США еще меньшей степени, чем даже Западная Европа, имеет историкокультурных параллели с Евразией.
Исторически, Евразия и США не обладали какими-либо родственными экономическими или культурными связями.
Да и насколько рознятся культуры, менталитет и мировоззрение этих государств! Почему, в таком случае, для роли «поводыря» Евразии политическая элита выбирает ее недавнего конкурента, врага, с которым на протяжении многих десятилетий велась напряженная и ожесточенная холодная война? Многие отечественные политологи давно трезво оценили современную политику США в международных отношениях как агрессивную и захватническую.
А в рамках взаимодействия «Евразия США» реальная североамериканская политика более напоминает действия страныпобедительницы, нежели страны-наставницы или даже станы-партнёрши.
83
[стр. 224]

22-1 рый восполнить сегодня в одночасье представляется весьма проблематичным.
Что же касается советской идеологии, то она достаточно скомпрометировала себя и ее ренессанс навряд ли возможен в обозримом будущем.
Идеологический вакуум и духовно-нравственная неопределенность в значительной степени были спровоцированы самими уже современными политическими реформаторами.
Борясь с «коммунистическим монстром», они приложили все усилия для развенчания идеалов марксизма-ленинизма и коммунистической теории, для уничтожения всех основ советской системы.
Однако, разрушая, политическая власть проявила недостаточную заботу о созидании, полагая, видимо, что «идеология антикоммунизма» в стратегическом плане надолго сохранит статус самодостаточности.
Вместе с тем, когда деструктивные процессы подошли к своему завершающему этапу, когда Советский Союз исчез с политической карты мира, а коммунизм был окончательно скомпрометирован в общественном сознании, Россия востребовала конструктивную программу.
К такому «неожиданному» повороту реформаторы оказались не вполне готовы.
Не претендуя на создание своей собственной оригинальной концепции модернизации общественно-политической и хозяйственноэкономической системы государства, политическая элита обратилась к опыту зарубежных стран.
И из всех возможных накопленных человечеством вариантов модернизации и реформирования был выбран наиболее радикальный вариант чикагской школы.

Сегодня нс совсем понятно, почему именно «чикагским мальчикам» выпала роль наставников и учителей России.
Почему отечественных демократов не заинтересовал, к примеру, феномен «восточного прорыва», опыт, скажем, японского, китайского или корейского пути реформирования экономики и политической системы? Почему российское руководство сделало ставку на западный опыт развития, причем даже не в его европейско-континентальной форме, а в форме вестернизации, крайнего, американизированного толка? В конце концов, США в еще меньшем объеме, чем даже Западная Европа обладает истори

[стр.,225]

225 ко-культурными параллелями с Россией.
До недавнего времени Россия и США не обладали какими-либо родственными экономическими или культурными связями.
Почему в таком случае для роли «поводыря»
России политическая элита выбирает ее недавнего конкурента, с которым на протяжении многих десятилетий велась напряженная и ожесточенная холодная война? Показательно, что многие отечественные политологи, оценивая современную политику США в международных отношениях, характеризуют ее как агрессивную и захватническую.
В рамках взаимодействия «Россия США» реальная североамериканская политика, действительно, более напоминает действия страны-победительницы, нежели страны-наставницы или даже страны-партнёрши.
Один из ведущих специалистов в политической науке России А.С.
Панарин отмечает: «Сегодняшняя американизация постсоветского пространства происходит в условиях однополярного мира, когда сверхдержава победитель в холодной войне не встречает противодействия своему гегемонизму.
Отсюда особенная неумеренность политики натиска на побежденную сторону, когда даже с ее наиболее бесспорными позициями и интересами не считаются.
Создается впечатление, что сегодня вообще нет той грани, перед которой победители готовы остановиться, той позиции, захватив которую, они скажут себе: довольно»154.
В какой-то степени усилия современной политической элиты и прозападнически настроенных политологов, связанных со стремлением скорейшим образом «интегрировать» Россию в «мировое сообщество», можно объяснить тем, что подобная ориентация в перспективе должна обеспечить доступ к экономическому и политическому опыту высокоразвитых в индустриальном и материально-техническом плане государств.
В данном случае действует железная, но достаточно поверхностная логика, логика использования опыта наиболее стабильных в экономическом и политическом отношении стран.
При этом сбрасываются со счетов те духовные, ценност

[Back]