|
арендном пользовании прежних владельцев». При этом на членов правлений, советы директоров и других руководящих работников и распорядителей, материальнои финансово ответственных лиц возлагалась ответственность за целостность и сохранность предприятия и его функционирование. [112] Данным декретом центральная власть защищала в том числе собственников (временно объявленных «арендаторами») от произвола местных властей, которые, пользуясь условиями военного положения, «прифронтовой полосы» и «правом революции» осуществляли секвестр и реквизицию предприятий по постановлению местного или же заводского Совета. Центральная власть неоднократно отклоняла инициативу с мест по секвестированию промышленных предприятий из-за «отхода» собственника от ведения дел или же за невыдачу заводской кассой рабочим заработной платы. Так, 19 ноября 1917 года СНК направил местным Советам циркулярное письмо, где предупреждал, что секвестирование предприятий у владельцев «за саботаж» является крайней мерой поскольку, применяя ее, «Советы берут на себя полную ответственность за бесперебойную работу секвестированных предприятий, что, в свою очередь, требует предварительного овладения всей технической, финансовой и производственной конъюнктурой». [140] Впоследствии, после проведения народнохозяйственных реформ 19291933 годов, историки стали утверждать, что «по отношению к национализированным предприятиям государственного сектора законодатель с самого начала занял позицию наибольшего благоприятствования». [116] Данной однозначности не существовало по окончании гражданской войны. В качестве единообразного «поля» для проведения своеобразной дуэли («ктокого»?) между госпредприятиями и предприятиями частной собственности был избран рынок, где частнокапиталистические предприятия должны были бы ориентироваться гораздо лучше. По отношению к госпредприятиям в начале новой экономической политики были применены унифицированные налоговые, арендные и прочие финансовые требования, поскольку, как 142 |
296 был перегруппировкой, поскольку он породил «двухсекторное право». Различные сферы хозяйственного оборота были подчинены различным формам государственного регулирования. Впоследствии, после проведения народнохозяйственных реформ 19291933 годов, историки стали утверждать, что «по отношению к предприятиям государственного сектора законодатель с самого начала занял позицию наибольшего благоприятствования».347 Данной однозначности не существовало в 20-е годы. В качестве единообразного «поля» для проведения своеобразной дуэли («кто-кого?») между госпредприятиями и предприятиями частной собственности был избран рынок, где частнокапиталистические предприятия должны были бы ориентироваться гораздо лучше (во всяком случае, так утверждает либеральная экономическая теория). По отношению к госпредприятиям в начале 20-х годов были применены унифицированные налоговые, арендные и прочие финансовые требования, поскольку, как отмечал в своих мемуарах зам. наркома финансов РСФСР М.К. Владимиров, «мы считали... чтобы выжить в условиях рынка, госпромышленность должна в издержки своего производства включать все то, что включает частный капитал».348 Если же рассматривать конкретные организационные формы частного капитала, то нетрудно будет убедиться в том, что правовой режим наибольшего благоприятствования был прежде всего предоставлен иностранному концессионному капиталу, связанному с ним «смешанному» капиталу, далее «смешанному» капиталу, связанному с государственным капиталом, а уж затем, возможно, «государственному капитализму», т.е. государственным хозрасчетным трестам и синдикатам. В наиболее сложные условия хозяйствования были поставлены мелкие собственники ремесленники, мелкооптовые и розничные торговцы, а также крестьянство, т.е. те категории частных собственников, ради которых, якобы, и вводился нэп. В смысле ущемления прав частного капитала в 20-е годы часто называлось требование от него госорганами публичной отчетности. В этом отношении к частнику предъявлялись всего лишь те требования, которые выдвигало |