|
Детально имущественно-правовое положение предпринимателей было зафиксировано в Гражданском кодексе РСФСР от 31 октября 1922 г. Он охватил все имущественные права, изложенные в законе от 22 мая 1922 г., а также акты о порядке аренды, концессий, деятельности акционерных обществ и т.д. В кодексе подчеркивалось, что гражданские права охраняются законом тогда, когда они не противоречат социальному и хозяйственному предназначению предпринимательства. Это положение определяло в кодексе грань между законными интересами граждан и тем, «что представляют собой злоупотребления НЭПом». Кодекс законов о труде от 9 ноября 1922 г. гарантировал трудящимся в капиталистическом секторе 8-часовой рабочий день, охрану труда, социальное страхование. Статья 28 КЗОТ объявляла недействительными условия найма, если они ухудшали положение трудящихся сравнительно с условиями, установленными законом. Чрезмерная открытая или замаскированная эксплуатация влекла уголовную ответственность. Контроль за соблюдением законов облегчался тем, что была отменена коммерческая тайна. Правом ревизии и обследования частных предприятий пользовались финансовые органы, рабоче-крестьянская инспекция, профсоюзы, органы Наркомтруда. В смысле ущемления прав частного капитала в 20-е годы часто называлось требование от него госорганами публичной отчетности. В этом отношении в частнику предъявлялись всего лишь те требования, которые выдвигало дореволюционное Министерство финансов по отношению к акционерным предприятиям: а) с иностранным капиталом, допущенным на известных условиях; б) с долевым участием казны; в) с сепаратным законодательством, т.е. частным предприятиям, заключившим картельные и синдикатские соглашения на сокращение производства с целью искусственного повышения цен на исполнение госзаказа и др. Ничего сугубо социалистического или же коммунистического не содержалось в известной ленинской фразе относительно контроля над деятельностью частника: «мы 146 |
297 дореволюционное Министерство финансов по отношению к акционерным предприятиям: а) с иностранным капиталом, допущенным на известных условиях; б) с долевым участием казны; в) с сепаратным законодательством, т.е. частным предприятиям, заключившим картельные и си иди кате кие соглашения на сокращение производства с целью искусственного повышения цен на исполнение госзаказа и др. Ничего сугубо социалистического или же коммунистического не содержалось в известной ленинской фразе относительно контроля над деятельностью частника: «мы ничего «частного» не признаем. Для нас все в об. ласти хозяйства есть публично-правовое, а не частное. Мы допускаем капитализм только государственный... Отсюда расширить применение государственного вмешательства во всяческие коммерческие «тайны» и «частноправовые» отношения...» Речь в ней идет по сути дела о принципе «двойного подчинения» предприятий, хозяйствующих в условиях «организованного капитализма». Как известно, в дискуссиях 20-х годов (ведущихся с позиций различного мировидсния) «левыми», «правыми» коммунистами и политэкономами старой дореволюционной школы подчеркивалась все же главная мысль о том, что частный • капитал в России на протяжении своей истории не создал своего главного института мощной кредитно-банковской системы, подчиняющей своей воле государство, делающей его орудием своей политики. Государство сохранило относительную самостоятельность по отношению к банкирам, поскольку главными инструментами государственного регулирования оставались бюджет и основанный на его источниках государственный кредит. Кредитные институты частно-правового характера играли подчиненную роль, поскольку сами «торговали государственными денежными знаками на комиссионной основе». В соответствии с данной традицией, «поскольку в накоплениях частного * капитала существенных сдвигов после революции не произошло, считали экономисты-«традиционалисты», восстанавливаемая банковская система Советской России должна быть лишь передаточной инстанцией для сумм, выдет 302 хозяйственной деятельности тем, что они обеспечивали свободу национальной экономики. Это равным образом такая же мера, как, например, обеспечение западным либеральным хозяйственным законодательством свободы своего единичного предпринимателя, что несомненно повышало эффективность западной экономики в целом. Отсутствие в европейских либеральных экономических доктринах скрупулезно разработанной теории национальной экономики не является поводом для дискриминации иного понимания свободы хозяйственной деятельности в национальном масштабе. Государство ограничивало не свободу предпринимательства, а «дикий капитализм».В частности, речь идет о Кодексе законов о труде от 9 ноября 1922 года, который гарантировал трудящимся в частно-капиталистическом секторе 8-часовой рабочий день, охрану труда и социальное страхование. Статья 28 КзоТ объявляла недействительными условия найма, если они ухудшали положение трудящегося сравнительно с условиями, определенными в законе. Открытая или замаскированная эксплуатация влекла уголовную ответственность. Контроль за признаками эксплуатации обеспечивала отмена коммерческой тайны. Зачастую данным термином покрывались хозяйственные махинации, отсутствие правильно ведущейся отчетности, манипулирование фондом оплаты труда, уход от налогов и операции на «черном рынке». . -ш . Искоренением «злоупотреблением нэпом» занимались государственные органы и организации трудовых коллективов: налоговые и финансовые инспекторы, рабоче-крестьянская инспекция, профсоюзы, органы Наркомтруда. Их деятельность чаще всего критиковалась теоретиками-экономистами, считающими, что «посторонние лица не должны вмешиваться в менеджмент». Данную критику можно было бы признать справедливой, если бы нэп был направлен на восстановление капитализма. Но, поскольку, как выше указывалось, нэп имел несколько иные задачи, то данная критика обернулась против них самих. Возврат к рынку со всеми ему присущими эксплуататорскими атрибутами был, конечно, совершившимся фактом. Нэповский рынок не только повто |