67 зование презумпций и фикций, так или иначе сводящихся либо к предположению, что доминус в сложившейся ситуации, требующей предпринять определенные действия, действовал бы именно так, как действовал гестор, или к фикции, что доминус «заочно» дал гестору поручение действовать в его (доминуса) пользу. Серьезным возражением субъективным теориям послужило то, что гестор, предпринимая действия в чужом интересе, крупно рисковал бы остаться без возмещения своих расходов, если бы от него требовалось следование действительной воле доминуса, а не той воле, которая выступала из видимых обстоятельств, доступных его наблюдению. Смешанные теории стояли между двумя первыми группами и соединяли в себе требование как тех, так и других теорий. Поэтому, как правильно отмечал Ю.С. Гамбаров, вследствие этого они имели аналогичные недостатки, которые были свойственны как субъективным, так и объективным теориям. Несмотря на это, можно предположить, что разобщенность упомянутых теорий преодолима, так как видно, что теории объединены в группы по разным основаниям, то есть нет необходимого для всякой классификации единого критерия разграничения. Дело в том, что теории решают разные функциональные задачи. С одной стороны, теории, названные объективными, обосновывают социологическую объективно-правовую целесообразность установления возмещения расходов лица, действующего в чужом интересе. С другой стороны, теории, названные субъективными, решают задачу разработки конкретных условий, которым должны соответствовать действия, чтобы быть определенными как действия в чужом интересе без поручения, эта задача относится к субъективно-правовому уровню регулирования отношений. Таким образом, первая группа теорий имеет в виду ответ на вопрос: «зачем нужен этот институт», а вторая «как он должен функционировать». Получается, что эти два момента не исключают, а дополняют друг друга. |
74 субъективный момент действий гестора, что вело к невозможности различия действий в рамках пе§оПогит от действий, создающих другие правоотношения, например, от дарения, недобросовестного присвоения чужого имущества и др.; во-вторых, объективные теории так или иначе ведут к произволу личных взглядов гестора на то, что необходимо и полезно для чужого дела, такой подход отнюдь не гарантировал деятельность гесторов в действительном интересе доминусов. Субъективные теории основывали юридическую силу обязательств пе^ойогит §е$1ю на принципе воли, придавая значение либо воле доминуса, либо воле гестора, либо их действительному или предполагаемому соглашению. Общим для субъективных теорий моментом являлось широкое использование презумпций и фикций, так или иначе сводящихся либо к предположению, что доминус в сложившейся ситуации, требующей предпринять определенные действия, действовал бы именно так, как действовал гестор, или к фикции, что доминус «заочно» дал гестору поручение действовать в его (доминуса) пользу. Серьезным возражением субъективным теориям послужило то, что гестор, предпринимая действия в чужом интересе, крупно рисковал бы остаться без возмещения своих расходов, если бы от него требовалось следование действительной воле доминуса, а не той воле, которая выступала из видимых обстоятельств, доступных его наблюдению. Смешанные теории стояли между двумя первыми группами и соединяли в себе требование как тех, так и других теорий. Поэтому, как правильно отмечал Ю.С. Гамбаров, вследствие этого они имели аналогичные недостатки, которые были свойственны как субъективным, так и объективным теориям. Несмотря на это, можно предположить, что разобщенность упомянутых теорий преодолима, так как видно, что теории объединены в группы по разным основаниям, то есть нет необходимого для всякой классификации единого критерия разграничения. Дело в том, что теории 75 решают разные функциональные задачи. С одной стороны, теории, названные объективными, обосновывают социологическую объективноправовую целесообразность установления возмещения расходов лица, действующего в чужом интересе. С другой стороны, теории, названные субъективными, решают задачу разработки конкретных условий, которым должны соответствовать действия, чтобы быть определенными как действия в чужом интересе без поручения, эта задача относится к субъективно-правовому уровню регулирования отношений. Таким образом, первая группа теорий имеет в виду ответ на вопрос: «зачем нужен этот институт», а вторая «как он должен функционировать». Получается, что эти два момента не исключают, а дополняют друг друга. Относительно вопроса о социологическом обосновании пе§о!югит §е$(ю Ю.С. Гамбаров полагал, что данный институт является по своему характеру альтруистическим, свидетельствующим о позитивном развитии общественных отношений, так как он поощряет обуздание эгоистического инстинкта в пользу достижения общей цели, «состоящей в стремлении охранять целое и удовлетворять наилучшим образом потребностям всех составляющих его членов»98. Таким образом, можно сказать, что основным началом (принципом), определяющим дух института действий в чужом интересе без поручения, его особенности и отличие от смежных с ним гражданско-правовых институтов, является принцип солидарности интересов и делового сотрудничества. В соответствии с указанным принципом, во-первых, осуществление гражданских прав управомоченным субъектом не должно нарушать права и законные интересы других лиц; во-вторых, субъекты гражданско-правовых отношений должны содействовать друг другу с целью достижения интересующего их результата; в-третьих, если в результате виновных действий обязанных лиц у управомоченных 98 Гамбаров Ю.С. Добровольная и безвозмездная деятельность в чужом интересе. Социологическое основание института пе§. ^е$!ю. Вып. второй. М., 1880. С. 107108. |