|
В ходе крестьянских «имущественных махинаций» наиболее пострадал так называемый живой инвентарь. Со скота крестьянам было легче всего получить личную выгоду. Чтобы не сдавать скотину в колхоз, крестьяне продавали ее, а значительно чаще просто переводили на мясо для собственного потребления и для продажи на рынке, которое в условиях характерного для первой пятилетки хронического продовольственного кризиса, пользовалось массовым спросом. Когда в июле 1930 г. Ивановская областная контора по заготовкам мяса, недовольная низкими темпами мясозаготовок, попросила облисполком ограничить количество поступающего на рынки мяса и установить на него лимитные цены (цены у заготовительных организаций были почти в три раза ниже, чем на рынке), руководящий орган отказался это сделать, опасаясь обострения продовольственного кризиса и волнений 429 среди городского населения. Как известно, забой скота в начале 30-х годов принял огромные масштабы. Скот забивался повсеместно, независимо от экономического уровня крестьянского хозяйства. Уничтожался как молочный, так даже и племенной скот. Ликвидация скота приняла формы всеобщего неорганизованного крестьянского сопротивления политике коллективизации и угрожала возникновением глубочайшего кризиса в животноводческой отрасли. В центральных областях ситуацию усугубило то, что местные органы власти, в частности, Ярославский окрисполком, в начале 1930 г. считали необходимым «... добиться полного обобществления всех видов 159 плуги».428 42* РГАСПИ. Ф.17. Оп.86-с. Д.231. Сводки белоэмигрантской и заграничной прессы. Сводка от 13 февраля 1930 г. С. 17. 429ГАИО. Ф. Р-1510. Оп.1. Д.3256. Л.161, 167об. |
В реальности данное постановление практически не действовало, так как в условиях ускоренной коллективизации при создании колхозов часто даже не успевали проверять имущественного положения крестьянина до вступления в колхоз и после. Главная задача состояла в обобществлении как можно большего количества крестьянских хозяйств для отчета перед вышестоящими организациями, на остальное же просто не хватало времени. Кроме того, и сами крестьяне быстро приспособились к тактике властей с очевидными экономическими выгодами для себя. Нередко они продавали часть своего имущества по высокой цене, взамен приобретая более дешевый старый и испорченный инвентарь. После этой процедуры крестьяне, выдавая купленные средства производства за свои старые, вступали в колхоз. В итоге часто в колхозах обобществлялись «хромоногие клячи и сработавшиеся плуги»35. В ходе крестьянских «имущественных махинаций» наиболее пострадал гак называемый живой инвентарь. Со скота крестьянам было легче всего получить личную выгоду. Чтобы не сдавать скотину в колхоз, крестьяне продавали ее, а значительно чаще просто переводили на мясо для собственного потребления и для продажи на рынке, которое в условиях характерного для первой пятилетки хронического продовольственного кризиса, пользовалось массовым спросом. Когда в июле 1930 г. Ивановская областная контора по заготовкам мяса, недовольная низкими темпами мясозаготовок, попросила облисполком ограничить количество поступающею на рынки мяса и установить на него лимитные цены (цены у заготовительных организаций были почти в три раза ниже, чем на рынке), руководящий орган ИПО отказался это сделать, опасаясь обострения продовольственного кризиса и волнений среди городского населения36. 35 РГАСПИ. Ф.17. Оп.86-с. Д.231. Сводки белоэмигрантской и заграничной прессы. Сводка от 13 февраля 1930 г. С. 17. 36ГЛИО. Ф. Р-1510. Оп.1. Д.3256. JI.161,167об. 173 Забой скота в начале 30-х годов принял огромные масштабы. Скот забивался повсеместно, независимо от экономического уровня крестьянского хозяйства. Уничтожался как молочный, так даже и племенной скот. Ликвидация скота приняла формы всеобщего неорганизованного крестьянского сопротивления политике коллективизации и угрожала возникновением глубочайшего кризиса в животноводческой отрасли. В Верхнем Поволжье ситуацию усугубило то, что местные органы власти, и в частности Ярославский окрисполком, в начале 1930 г. считали необходимым «... добиться полного обобществления всех видов сельскохозяйственных животных во всех существующих колхозах»3'. В результате у крестьян, не успевших вовремя избавиться от живого инвентаря, власть нередко отбирала все, и даже птицу. Пытаясь взять ситуацию с «разбазариванием» скота под контроль, руководство страны в январе 1930 г. выпустило очень суровое постановление «О дополнении УК РСФСР ст.71’», по которому «хищнический убой скота и умышленное изувечье скота, а также подстрекательство к этому других с целью подрыва коллективизации» каралось лишением свободы до двух лет. При отягчающих обстоятельствах даже предусматривалась высылка из мест проживания38. Однако масштабы ликвидации скота в деревнях ИПО были настолько огромными, что местная власть практически не использовала суровую статью 71' для наказания крестьян. В большинстве случаев местные органы власти руководствовались постановлением Президиума Ивановского облисполкома от 12 января 1930 г., по которому за убой скота полагалось 10 руб. штрафа и 2 недели принудительных работ39. Многие районные работники жаловались, что крестьяне совершенно не боялись забивать скот, так как штраф, наложенный облисполкомом равнялся 3 кг проданного на рынке мяса, а, к примеру, от 37ГАЯО. Ф. Р-1376. Оп.2. Д.39. JI.71. 38 Собрание узаконений и распоряжений Рабочс Крестьянского правительства РСФСР. 1930. №3. С. 34. 39ГАИО. ФР-1510. Оп.1. Д.8. Л.бЗ-бЗоб. 174 |