Проверяемый текст
Андреев В.М., Жиркова Т.М. На перекрестках лет и событий. Деревня 1917-1930. Коломна, 2003
[стр. 47]

47 На заседании Тверского губкома ВКП (б) было решено уменьшить нормы отпуска хлеба, применить практику временных кратких перерывов в продаже муки, смешивать при выпечке разносортную муку.
^ Как
результат, качество производимой продукции значительно удшилось.^ Например, в Московской губернии с июня 1928 г.
пшеничный хлеб выпекался из 40% муки первого сорта, 40% муки второго сорта и 20% третьего.пюПолностью
была прекращена розничная продажа муки.
Стали опять популярны не только методы, но и взгляды времен «военного коммунизма».
Свертывание товарно-денежных отношений стали трактовать как важный шаг на пути к коммунизму.
К началу 1929 г.
карточная система была введена во всех городах СССР.
Помимо хлеба нормированное
определение коснулось сахара, масла, мяса, чая и других продуктов.
С мест сообщалось, что появляются огромные очереди за сахаром, мылом и солью.
Люди стояли в них с пяти утра: «насколько сейчас население панически настроено видно из того, что как потребитель заходит в магазин, он не знает, что брать, и берет, что попало: синьку, свечу,
консервы».101 Деформация экономической политики государства проявилась в несбалансированном развитии отраслей народного хозяйства и в отсутствии четкой организации снабжения деревни промышленными товарами.
В сущности, эти трудности были преодолимы путем разумной, сбалансированной политики цен, но для сталинского окружения это значило поступиться принципами», на что,
Там же.
Д.
1835.
Л 10.
99Там же.
100ЦГАМО.
Ф.
66.
Оп.
22.
Д.
853.
Л.
56.
101ЦГАМО.
Ф.
66.
Оп.
22.
Д.
782.
Л.
30.
[стр. 1]

XIII.
НАРУШЕНИЕ РЫНОЧНЫХ МЕХАНИЗМОВ ТОРГОВЛИ Кризисные явления в сельском хозяйстве в конце 20-х годов были следствием попыток правительства форсировать индустриализацию.
Именно в этот период было нарушено хрупкое равновесие интересов различных слоев общества.
Это вызвало к жизни целую цепочку негативных последствий: обострение товарного дефицита, рост инфляции, переход к карточной системе.
Введение в 1928 г.
чрезвычайных мер по отношению к деревне, резкое снижение государственных цен на зерно, ограничения на поставку товарного крестьянского хлеба на рынок, вело к уменьшению посевных площадей и сокращению хлебозаготовок.
В 1925-27 гг.
цены на продовольствие, хотя и повышались, но не давали резких скачков.
Однако в 1928 г.
они увеличились на 40%, а в 1929 г.
— уже на 119% по сравнению с уровнем цен 1927 г.1 При этом, руководство страны видело «единственный корень наших трудностей» в накоплении в крестьянских хозяйствах большего количества денежных средств «чем когда бы то ни было» и в возможности крестьянина «купить больше, чем раньше».2 Некоторые «знатоки» деревенской жизни, объясняли нехватку муки тем, что «крестьянин, стал есть пшеничный хлеб каждое воскресенье, а раньше ел лишь 2-3 раза в год».3 Чрезвычайные меры в отношении деревни изменили масштаб и финансовые потоки товарооборота государственной, кооперативной и частной торговли.
В 1927-1928 г.
в Московской губернии товарооборот в частной торговле составлял 12.315 руб., в кооперативной — 5.040 руб., а в государственной лишь 3.510 руб.4 На порядок ниже эти показатели были в Тверской торговой сети: оборот частников — 5.340 руб., кооперативной торговли — 2.017 руб., государственной — 382 руб.5 Таким образом, в данных губерниях частный торговый сектор имел основную долю, намного опережая другие виды торговли.
Несколько иная картина сложилась в Тульской губернии.
Здесь на первое место выходит кооперативная торговля, незначительно опережая частную.
Тульские крестьяне пользовались услугами 523 частных торговых точек, 555 кооперативных и 86 государственных.
Общий товарооборот в них равнялся 36.869 руб.6 Неотрегулированность заготовительных цен на хлеб приводила к разрастанию черного рынка.
В селениях, частники скупали хлеб у крестьян на более выгодных условиях, чем государство, но и цены в коммерческой торговле были гораздо выше государственных.
Из Тверской губернии сообщали, что при стоимости муки в 3 руб., в деревнях «мешочники» ее продавали по 10-12 руб.7 Многие ездили за товаром в Москву, а не в Тверь или Тулу, так как качество товаров в столице было лучше, «да и дешевле».8 В Сергеевском уезде Московской губернии многократно возросли цены в частных лавках, так как в кооперативы товар вообще не завозился.
«Раньше в кооперативе мука стоила 4-5 руб.
за 16 кг., а у частника сейчас 8-12 руб.
Масло подсолнечное 23 коп.
за 400 гр., у частника — 58 коп.
Крупа гречневая — 18 коп.
за кг, у частика — 45 коп.»9 Государство стремилось воспрепятствовать деятельности частных торговцев.
Согласно действовавшему законодательству, скупка хлеба и продуктов, облагалась промысловым налогом.
Однако налоговые органы не всегда могли уследить за действиями частных торговцев, чьи услуги пользовалась большим спросом.
Они брали на «копеечку дороже», — сообщали подмосковные крестьяне, но продавали «товар хорошего качества».10 Всякий раз официальным органам приходилось констатировать, что заменить хозяйственно-полезную функцию частника как проводника товара не удается ни кооперации, ни госторговле.
Деревенские хозяйства были заинтересованы в частнике по той причине, что он продавал сельскохозяйственную и промышленную продукцию без ненужных для крестьян нагрузок, которые существовали в государственной и кооперативной торговле.
В этих торговых сетях нагрузки полагались к любому ходовому товару.
Они могли быть такими, как, например, в Тверской кооперации, где на 1/8 пачки чая давали 200 грамм гнилой махорки.11 В Московской губернии в ряде деревень в качестве платного приложения полагались «чулки цвета танго».12 С помощью такой нагрузки государство избавлялось от залежалого, а порой и просто некачественного товара.
Кроме того, крестьяне, покупая муку, полотно, топоры и т.п.
за счет нагрузок платили за товар в 1,5-2 раза больше.13 В 1928 г.
государство пошло на запрещение коммерческой торговли.
Закрывались рынки, на продавцов налагался штраф, изымался приобретенный ими товар, применялось уголовное преследование.
В Москве только за неделю за указанное правонарушение было арестовано 37 человек, в Курске — 112, а в Орле — 19 человек.
В момент задержания у каждого из их обнаружено несколько мешков хлеба.
14 Стала закрываться частная торговля промышленными товарами в сельской местности, а это вызвало товарный голод и нестабильность на рынке сельскохозяйственных продуктов в целом.
Г.П.
Дегтярев, приходит к верному, на наш взгляд, выводу, что «неизбежным последствием установления твердых цен и их жестокого регулирования является распад рынка на дефицитный официальный и спекулятивный теневой; расцвет спекуляции, раскол и противостояние в обществе».15 Следовательно, уничтожение альтернативного типа экономических отношений сделало приоритетным плановобюрократическую централизованную экономику.
Хотя даже рядовые партийцы осознавали, что «регулировать цены кабинетным путем нельзя».1б Введение карточной системы произошло тогда, когда планы развития индустриализации пришли в противоречия с существующими реалиями.
В 1928 году в Московской и Тульской губерниях была введена карточная система на хлеб, а затем и на другие продовольственные, а также промышленные товары народного потребления.
В январе 1929 г.
карточки были введены и в Тверской губернии.17 На заседании Тверского губкома ВКП (б) было решено уменьшить нормы отпуска хлеба, применить практику временных кратких перерывов в продаже муки, смешивать при выпечке разносортную муку.18 Как следствие, качество производимой продукции значительно ухудшилось.19 В Московской губернии с июня 1928 г.
пшеничный хлеб выпекался из 40% муки первого сорта, 40% муки второго сорта и 20% третьего.

20 Полностью была прекращена розничная продажа муки.
В этих условиях стали опять популярны не только методы, но и взгляды времен «военного коммунизма».
Свертывание товарноденежных отношений стали трактовать как важный шаг на пути к коммунизму.
К началу 1929 г.
карточная система была введена во всех городах СССР.
Помимо хлеба нормированное
распределение коснулось сахара, масла, мяса, чая и других продуктов.
С мест сообщалось, что появляются огромные очереди за сахаром, мылом и солью.
Люди стояли в них с пяти утра: «насколько сейчас население панически настроено видно из того, что как потребитель заходит в магазин, он не знает, что брать, и берет, что попало: синьку, свечу,
консервы».21

[стр.,2]

Слабость экономической политики государства проявилась в несбалансированном развитии отраслей народного хозяйства и в отсутствии четкой организации снабжения деревни промышленными товарами.
В сущности, эти трудности были преодолимы путем разумной, сбалансированной политики цен, но для сталинского окружения это значило «поступиться принципами», на что,
конечно, оно не могло пойти.
Подтверждением этому может служить доклад А.С.
Бубнова на XVIII Тверской губернской конференции.
В своем выступлении он заявил, что должна быть поставлена новая задача — государственно-планового воздействия на крестьянскую экономику.22 В соответствие с этой линией в 1927 г.
государство понизило розничные цены на сельскохозяйственную продукцию и увеличило цены на промтовары цены.
Пытаясь ликвидировать ценовой дисбаланс в 1928 г.
было устранено несоответствие между закупочными ценами на зерно и технические культуры, повышены закупочные цены на хлеб.23 Но по сравнению с рыночными ценами такое повышение было явно недостаточным.
В 1928/29 гг.
цены частных заготовителей превышали государственные более чем в 2 раза.24 Крестьяне выражали недовольство быстрым ростом цен на промышленные товары.
На собрании Тверского хозяйственного актива они требовали: «Понизьте хотя бы немного цены, покажите, что вы учитываете нужды крестьянского рынка».25 Некоторые известные экономисты, такие как А.В.
Чаянов, Н.Д.
Кондратьев предлагали достаточно эффективные меры, базирующиеся на глубоком понимании крестьянских запросов.
Но их осуществление замедлило бы темпы индустриализации, что не соответствовало установкам партии.
Обеспечить же город продуктами в условиях форсированного развития промышленности можно было только методами прямого принуждения.
Нэп с его установкой на хозрасчет, на материальные стимулы, из которых вырастают инициатива и энтузиазм людей, заменялся командно-бюрократической системой руководства.
В рамках этой системы главная ставка делалась на дисциплину приказа.26 Снабжение в умелых чиновничьих руках становилось дополнительным рычагом контроля и принуждения.
Отпуск товаров производился в зависимости от выполнения планов хлебозаготовок, уплаты сельхознало га и самообложения, покупки займа.
К примеру, Тульский Окрисполком требовал: «1.
Увязать снабжение промтоварами с ходом хлебо-заготовительной кампании и выполнением плана села.
2.
Проводить снабжение крестьянского населения, продающего хлеб основным заготовителям в зависимости от их социальной категории».27 Преимущество в снабжении промтоварами предоставлялось колхозникам, затем контрактникам-единоличникам.
Запрещалось отпускать д,ефицитные товары кулаку.
В Тульской губернии товары реализовывались из расчета не больше 40% от продажной суммы с соблюдением классового принципа: «бедняку 40%, середняку 30%, зажиточному 20%».28 Идентичная ситуация сложилась в Московской и Тверской губерниях.
Тверские крестьяне роптали: «Муку выдавали только членам кооперативных объединений от 3 до 6 кг., а в другой раз от 8-12 кг., больше выдавали тому, кто внес аванс, а кто меньше внес — тот и получил меньше».29 Перекачка финансовых средств из деревни на нужды промышленности неизбежно влекла за собой попытки аграриев сократить объем продаж сельскохозяйственной продукции и добиться тем самым изменения соотношения цен.
Связь экономической политики и распределительной системы была очевидна, так как «карточное нормированное снабжение, — справедливо заметила Е.А.
Осокина, — являлось неизбежным следствием курса на форсированную индустриализацию, и призвано было обеспечить интересы индустрии путем создания приоритетного снабжения потребителя, занятого в промышленном производстве».30 Следовательно, нарушение рыночных механизмов торговли, возникло как реакция крестьянства на деструктивную аграрную политику большевистского руководства.
Санкционированное властью наступление на предкол-хозную деревню привело к многочисленным социально-экономическим деформациям, в том числе и в торговой сфере.
XIV.
ОСОБЕННОСТИ СОЦИАЛЬНОЙ ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ КРЕСТЬЯСТВА.
ТЕНДЕНЦИОЗНОСТЬ ПОДХОДА ВЛАСТИ К РАЗЛИЧНЫМ ФОРМАМ ЗЕМЛЕПОЛЬЗОВАНИЯ Заметное отступление государства от либеральных принципов нэповской политики обнаруживается и в социальной сфере предколхозной деревни.
Негативное влияние аграрной политики большевиков способствовало расколу общества и крестьянства, как одной из составляющих этого общества.
В отчете XVIII Тверской губернской конференции было прямо заявлено: «мы считались бы совершенно пустяковыми практиками если бы все рычаги социалистического воздействия не употребляли для того, что бы направить процесс расслоения деревни в выгодную нам сторону».1 Большевикам было жизненно важно столкнуть между собой отдельные социальные группы, обескровить их в бессмысленной борьбе и тем самым сохранить свое господство.
Руководство партии в конце 20-х г.
вновь востребовало теорию классовой борьбы, а официальная пропаганда, действующая по указанию власти, создала очередной образ внутреннего классового врага.
Применительно к аграрному сектору им стали кулаки.
В середине 20-х г.
в периодической печати развернулась широкая дискуссия: кого считать кулаком? Партийные чиновники признавались: «Точных мерок для определения середняка и бедняка во всесоюзном масштабе не имеется».2 Споры велись о том, по каким признакам зачислять в категорию «кулак»: по количеству (сколько имеет) или* по качеству (как нажил)? Высказывались довольно противоречивые точки зрения.
Так К.Д.
Савченко член коллегии Народного Комиссариата Земледелия РСФСР, считал, что к кулакам причисляют «творческую мысль деревни» и все, что ими было нажито, добывалось тяжелым трудом: «ты хорошо работал, умно работал, вовремя работал, хорошо уродилось, много получил, но тебя уже не хвалят, ты уже кулак, опасный член общества.
А ведь высокую производительность труда создает экономический стимул — личная заинтересованность, остальное все болтовня», — отмечал К.Д.
Савченко в письме к Сталину.3 Иной точки зрения придерживался В.М.
Молотов.
Он полагал, что кулак — это тот, кто нажил много неправедным путем, за счет спекуляции и эксплуатации бедноты.
Но не это, на его взгляд, должно было стать основным критерием, а то, что «рассматривать нужно кулака как злейшего врага, как недобитого врага, как врага, который в любой момент готов нанести нам самый серьезный удар и наносит, где у нас есть какое-либо ослабление».4 Споры о социальной сущности кулачества продолжаются и сейчас.
В современной исторической литературе кулацкими хозяйствами считают мелкокапиталистические хозяйства, которые 40% продукции производят для рынка.5

[Back]