|
60 вследствие чего у него нет авторитета среди населения». Известны случаи, когда сами крестьяне на общем собрании принимали решение о роспуске ККОВ, как совершенно, по их мнению не нужного органа.341 Безусловно, подобные органы больше мешали селянам, нежели помогали, к тому же порой их возглавляли люди, не пользовавшиеся авторитетом и уважением. Функционерами выше названных организаций часто становились бывшие красноармейцы и рабочие, беднейшие крестьяне, и деревенский люмпен, «красная» » молодежь и селькоры. С помощью государства они за короткий срок вытеснили прежние деревенские институты, формировавшиеся долгие годы. Как было сказано в протоколах заседаний Тверского бюро губкома ВКП (б), перед молодыми кадрами была поставлена задача «укрепить и усилить коммунистическое влияние путем проведения в руководящие и контрольные органы членов партии и бедноты».142 Указанную директиву долго не удавалось выполнить, и в отчетах приходивших с мест, говорилось о массовой текучке кадров в низовых звеньях управления. Надо отметить, что государство, выстраивая исполнительную вертикаль, не берегло местные кадры, проявляя «заботу» о них лишь время от времени, исходя из собственных 1 интересов. Мы полагаем, что причина высокой текучести кадров заключалась не только в недостатке материального обеспечения, чрезмерной загруженности работников, но и в отсутствии необходимого внимания к их работе со стороны партийных и хозяйственных органов. К примеру, 140 h 140ЦАОДМ. Ф. 495. On. 1. Д. 9. Л. 7. 1 4 1ЦАОДМ. Ф. 1581. On. 1. Д. 130. Л. 77. 142РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 21. Д. 1829. Л. |
го и высшего начальства. Он не знает точно ни своей земли, ни размеров налога, ни цен, по которым он обязан сдавать хлеб государству, ни того, когда ближайшему совету вздумается объявить его кулаком и превратить в лишенного защиты закона пария» — писал А. Югов.22 Крестьянское видение ситуации позволяют представить письма, присылавшиеся, в частности, в газету «Московская деревня». Так, житель деревни Кульпино, Волоколамского уезда Московской губернии Данилин с горечью рассуждал: «кто критикует крестьянинасередняка? Да тот, кто всю свою жизнь пьянствует, и у него никогда не будет подниматься хозяйство. Скоро будем все бедняки. Сильно работать нельзя при Советской власти. Вместо двух коров — 1 будет, раз такая политика. Частника-торговца задавили налогами, середняка тоже давят, а в кооперации и государственных магазинах ничего нет. Везде и всюду партийцы работают для своего интереса. В комсомол идут для того, чтобы получить билет и легкую жизнь. А крестьянин забит совсем, правду нельзя говорить, а сказал — пропал. Хлебородная страна посевы уменьшает, а на коммуны надеяться как на голодного волка. При советской власти хорошо жить коммунистам, да рабочему лодырю, да бедняку, но без середняка и зажиточного. А без хлебопашества крестьянина не должно существовать и производство рабочего».23 Жители Рязанской губернии в своих письмах в столичные партийные органы власти сетовали: «Советская власть раздробила нас на 4 куска — батраков, бедняков, середняков и кулаков. Это деление не нужно, мы все равны. Нам до государственного хозяйства далеко, мы не знаем, что там делается, а в школе учебников нет, бумага расходуется на лозунги, которые уже за 11 лет надоели».24 Однако социальная опора у большевиков на селе все же существовала. За годы советской власти сформировалась новая исполнительная вертикаль. В реализации аграрной политики партии принимали участие, прежде всего активисты партийных и комсомольских ячеек, сельских советов и крестьянских комитетов взаимопомощи. Они создавались государством, в первую очередь для того, гобы жестче контролировать единоличное крестьянское хозяйство, пресекая всякое перерождение середняцкого хозяйства в зажиточное. К концу 1927 г. в Московской губернии имелось 5.519 крестьянских комитетов общественной взаимопомощи (ККОВ), в которые входило 302.257 крестьянских хозяйств или 87,5% от общего количества хозяйств по губернии.25 Комитеты должны были помогать крестьянам в их хозяйственной деятельности, и часть из них этим вполне успешно занималась. Однако, были и такие комитеты, которые брали на себя не свойственные им функции: арендовали дома, занимались торговлей, совершенно не справляясь со своими прямыми обязанностями.26 Подмосковные крестьяне в своих письмах рассказывали о деятельности некоторых таких комитетов: «В Старо-Ямской слободе приобрели две машины сеялки и сортировку «Триумф», однако сеялка с первого же раза сломалась, и крестьянам пришлось сеять из лукошка. Хотел комитет осенью устроить коллективную запашку и оставил землю не засеянной. Весной посеяли на общественной запашке овес, но жать его никто не захотел. «Своей работы много, да еще комитету пойдем работать, как же» — говорили крестьяне. И так до сего времени овес не сжат, да мало того, и сжатый овес стоит в поле и гниет».27 В другом сообщении из Тульской губернии говорилось: «Кресткомовские дела — плохие дела, они настолько слабы, что развернуть их работу не представляется возможным. Крестьяне говорят, что от комитетов одна беда да неразбериха».28 Схожее мнение было высказано на заседании ячейки ВКП (б) Московского губернского суда, после посещения подшефного Коломенского уезда: «комитет взаимопомощи работает слабо, вернее бездействует, не имеет средств, вследствие чего у него нет авторитета среди населения».29 Известны случаи, когда сами крестьяне на общем собрании принимали решение о роспуске ККОВ, как совершенно, по их мнению не нужного органа.30 Безусловно, подобные органы больше мешали селянам, нежели помогали, к тому же порой их возглавляли люди, не пользовавшиеся авторитетом и уважением. Функционерами выше названных организаций часто становились бывшие красноармейцы и рабочие, беднейшие крестьяне, и деревенский люмпен, «красная» молодежь и селькоры. С помощью государства они за короткий срок вытеснили прежние деревенские институты, формировавшиеся долгие годы. Как было сказано в протоколах заседаний Тверского бюро губкома ВКП (б), перед молодыми кадрами была поставлена задача «укрепить и усилить ком-мунистическое влияние путем проведения в руководящие и контрольные органы членов партии и бедноты».31 Указанную директиву долго не удавалось выполнить, и в отчетах, приходивших с мест, говорилось о массовой текучке кадров в низовых звеньях управления. Надо отметить, что государство, выстраивая исполнительную вертикаль, не берегло местные кадры, проявляя «заботу» о них лишь время от времени, исходя из собственных интересов. Причина высокой текучести кадров заключалась не только в недостатке материального обеспечения, чрезмерной загруженности работников, но и в отсутствии необходимого внимания к их работе со стороны партийных и хозяйственных органов. К примеру, на совещании председателей сельских Советов Московской губернии (апрель 1928 г.) некоторые присутствующие так рассказывали о своей ежедневной работе: «От нас требуют еженедельного представления сводки о ходе посевной компании, еженедельных сводок о ходе самообложения, о займе. Конечно, нам некогда заняться другой работой, мы оторваны от семьи, от своей повседневной работы и на 22 рубля (зарплату председателя) прожить трудно».32 Аналогичные факты приводились и на XII Тульском Губернском Съезде Советов: «оклад жалования работников Сельсоветов мизерный, не дающий возможности существовать. Квартира Сельсовета находится зачастую в собственном доме председателя. Тут же семья, и тут же в уголке помещается Сельсовет. Нет шкафа, а поэтому пропадают деловые бумаги».33 Причем, из года в год бумажная рутина росла в арифметической прогрессии, что не делало работу членов сельсоветов эффективнее. Одна из статей в газете «Московская деревня», посвященная этой проблема так и называлась: «Обилен бумажный сев». В ней сообщалось: «Посевная кампания в разгаре. Всюду в уездных центрах совещания и заседания посвящены встрече посева. «Встречающие» в боевой готовности, с ворохами больших и малых анкет, опросных листов, мотаются, перебегая с одного заседания на другое. От ударности требований у агрономов, у кооператоров, вызываемых с мест, вспухли головы. На комиссии нынче год урожайный».34 Не отставал от партийных и хозяйственных органов и земельный отдел Московской губернии. Он стал требовать от агрономов ежегодный отчет о работе в объеме не менее 116 страниц.35 Бесконечные собрания и заседания, которые организовывали активисты разных учреждений, вызывали раздражение у сельских жителей: «если подсчитать потраченное на собраниях время за |