|
94 Позднее немецкие романтики XVIII — XIX вв. возродили традиции творческого, интуитивного, эстетического подхода к истории. Так, для Ф. Шеллинга наиболее адекватной формой постижения прошлого было «историческое искусство». В конце XIX начале XX в. тезис о принадлежности истории к искусству отстаивал и философ-неогегельянец Б. Кроче, и Б. Рассел, основываясь на том, что история область духа человеческой личности и ее реконструкция историком возможна только потому, что он сам личность и обладает духовностью. Типичное обоснование этой позиции мы находим у Г. Зиммеля: «Как могут чисто субъективные картины, созданные умом историка, проецироваться в прошлое и расцениваться как описание того, что в действительности произошло?»1 2. В 60-е годы XX в. Ролан Барт, французский литературовед, представитель структурализма, снова возвращается к вопросу о характере исторического познания, постановкой вопроса о том, чем отличается описание прошлого исторической наукой от воображаемого описания, которыми обладает эпос, роман или драма. В то же время, по мнению французского историка Д. Мило, «как и всякое сравнение, сравнение ученого, художника и историка имеет свои границы. Прежде всего, различна природа реальности, с которой имеет дело каждый из них. В этом плане соответствующие обязательства сильно отличаются друг от друга. Историк, как и ученый, вынужден обращаться с явлениями, какими они были в действительности (те ез ещепШсЬ ^е\уезеп 1$1), в то время как художник вправе говорить о том, «что могло бы иметь место в силу правдоподобия или необходимости», говоря словами «Поэтики» Аристотеля» . По отношению к реальности искусство выступает как область свободы, так как обладает свойством превращать условное в реальное и прошедшее в настоящее. Крайние позиции в вопросе о характере исторического познания породили две тенденции в историографии: жесткий подход социологической 1 Зиммсль Г. Проблемы философии истории. Этюд о теории познания. М., 1898. С. 163. 2 Мило Д. За экспериментальную, или веселую, историю. //ТНЕ518, 1994. Вып. 5. С. 191. |
257 воссозданную фантазией писателя»1. В свою очередь Декарт, во многом определивший представления о «новой науке», сформировавшиеся в XVII в., считал историю родом литературы, а не наукой. Позднее немецкие романтики XVIII XIX вв. возродили традиции творческого, интуитивного, эстетического подхода к истории. Так, для Ф. Шеллинга наиболее адекватной формой постижения прошлого было «историческое искусство». В конце XIX начале XX в. тезис о принадлежности истории к искусству отстаивал и философ-неогегельянец Б. Кроче, и Б. Рассел, основываясь на том, что история область духа человеческой личности и ее реконструкция историком возможна только потому, что он сам личность и обладает духовностью. Типичное обоснование этой позиции мы находим у Г. Зиммеля: «Как могут чисто субъективные картины, созданные умом историка, проецироваться в прошлое и расцениваться как описание того, что в действительности произошло?»2. В 60-е годы XX в. Ролан Барт, французский литературовед, представитель структурализма, снова возвращается к вопросу о характере исторического познания, постановкой вопроса о том, чем отличается описание прошлого исторической наукой от воображаемого описания, которыми обладает эпос, роман или драма. В то же время, по мнению французского историка Д. Мило, «как и всякое сравнение, сравнение ученого, художника и историка имеет свои границы. Прежде всего, различна природа реальности, с которой имеет дело каждый из них. В этом плане соответствующие обязательства сильно отличаются друг от друга. Историк, как и ученый, вынужден обращаться с явлениями, какими они были в действительности (те ез е^епШсЬ &е\уезеп !${), в то время как художник вправе говорить о том, «что могло бы иметь место в силу правдоподобия или необходимости», говоря словами «Поэтики» Аристотеля»3. По отношению к 1 Бэкон Ф. О достоинстве и приумножении наук. Соч. В 2-х т. М., 1977 -1978. Т. 1. С. 176. Зиммель Г. Проблемы философии истории. Этюд о теории познания. М., 1898. С. 163. 3 Мило Д. За экспериментальную, или веселую, историю. //ТНЕ515,1994. Вып. 5. С. 191. 258 реальности искусство выступает как область свободы, так как обладает свойством превращать условное в реальное и прошедшее в настоящее. Крайние позиции в вопросе о характере исторического познания породили две тенденции в историографии; жесткий подход социологической школы, когда та бортом оставалось все, что не поддавалось рациональному объяснению и не укладывалось в схему, и последовательное отношение к истории как к эстетической игре. Надо отметить, что не только историческое сочинение, но и литературное произведение на историческую тему это в определенном смысле пограничный жанр. Писатель, как и историк, может воссоздать исторический облик прошлого, хотя художественное воссоздание отличается от научного. Опираясь на исторические данные, писатель полагается на творческий вымысел. Он свободен в создании контрфактической истории, размышляя не только над тем, что было, но и над тем, что могло бы быть в данных исторических условиях. Обращаясь к прошлому для того, чтобы раскрыть определенные идеи и взгляды, писатели широко используют исторические аллегории. Тем самым у исторической литературы изначально были очень свободные отношения не только с вымыслом, но и историческим временем. В литературе существуют три способа рассказывать о прошлом. Первый когда прошлое используется как предлог, как фантастическая предпосылка, даюшая свободу воображению. Второй «роман плаща и шпаги в духе Дюма». В этом случае узнаваемость прошлого обеспечивается наличием персонажей, взятых из энциклопедии, которые здесь совершают действия, не зафиксированные в энциклопедии, но не противоречащие тому, что сказано в энциклопедии. У. Эко называет это обстановкой так называемой подлинности, потому что реальные, и вымышленные герои действуют, руководствуясь общечеловеческими мотивами, не увязанными жестко с психологическими и моральными характеристиками времени. Третий способ представить прошлое, по Эко, как раз и есть исторический |