Проверяемый текст
Виталий Алексеевич Михайлюк. Феномен коррупции в исследовательской парадигме социологии культуры // Известия Сочинского государственного университета. 2015. № 3-1 (36)
[стр. 18]

Конструкция данного определения в дальнейшем уточняется правовыми нормами, содержащимися в диспозициях статей Уголовного кодекса Российской Федерации и Кодекса об административных правонарушениях Российской Федерации.
В свою очередь, по факту, антикоррупционными нормами, сформулированными в Уголовном Кодексе РФ являются, в первую очередь, нормы о должностных преступлениях.
Это злоупотребление должностными полномочиями (ст.
285), превышение должностных полномочий (ст.
286), получение взятки (ст.
290), служебный подлог (ст.
292).
Как известно, не все деяния, в которых формально содержатся признаки преступлений или административных правонарушений коррупционной направленности, подпадают под диспозиции статей вышеуказанных кодексов и влекут за собой применение предусмотренных законодательством санкций.
В тоже время, с точки зрения проводимого нами исследования, наибольший интерес представляет его социокультурный ракурс, то есть само коррупционное поведение и мировоззрение, ангажированное определённым набором ценностей и опосредованное устойчивыми нормами, катализирующее систему производства и воспроизводства во времени деструктивных культурных значений.
Рассматривая социальный мир, исследуя закономерности взаимодействия структур и элементов в нем, Э.
Дюркгейм утверждал: «Объяснение социальной жизни нужно искать в природе самого общества» [15,
с.
492].
Об этом, в частности, свидетельствует наличие различной этической оценки деяниям с признаками коррупции.
Так, если одни действия воспринимаются как преступные, другие
как безнравственные, либо вовсе не вызывает реакцию прямого неприятия.
К ним, в частности, относятся присущие традиционному обществу ценности, выраженные в поливариативных проявлениях аскриптивности и патернализма.
При этом,
[стр. 2]

Известия Сочинского государственного университета.
2015.
№ 3-1 (36) 33 Вместе с тем, учитывая мотивированность как специфику социальных явлений и анализа смысла действий, следует отметить, что именно их понимание и становится важнейшей первоосновой социологической интерпретации феномена коррупции.
В тоже время, такие исследователи как П.
Бергер и Т.
Лукман небезосновательно предположили, что все теории разумно было бы воспринимать не в качестве «научных» суждений, а в качестве своеобразного и значимого способа конструирования реальности в современном обществе [3].
В свою очередь, рассматривая феномен коррупции с позиции социологического знания, необходимо провести его дефиницию как социокультурного явления, отделив аспекты, исследуемые в сфере юридических и экономических наук.
С правовой и экономической точки зрения коррупция (от лат.
corruptio — порча, подкуп) это преступление, заключающееся в прямом использовании должностным лицом прав, предоставленных ему по должности, в целях личного обогащения [4].
В контексте же именно социокультурных исследований центральное место занимает проблема легитимации в массовом сознании россиян значительного количества коррупционных механизмов, не вызывающих, тем не менее, какого либо нарекания и порицания в обществе.
Именно этим представители современной социологической науки объясняют распространенность и устойчивость коррупции, а также и сложность ее превенции.
В свою очередь, опираясь на теоретический фундамент социологии культуры, заложенный классиками науки, учитывая объективацию широкого распространения данного явления в современную эпоху транзиции общества, особенно важным следует считать использование научных подходов, существующих в рамках постмодернистской социологической парадигмы.
Необходимо отметить, что обнаруживающаяся легитимность значительного числа форм коррупционных проявлений в ментальности российских граждан, связана, прежде всего, с историческими особенностями развития российского общества.
Она детерминируется наличием устойчивых культурных традиций, характеризующихся аскрептивностью (достиженчеством, не обременённым жёстким ограничением средств) и патернализмом (формализованным покровительством и созданием преференций по отдельным основаниям), а также ценностными ориентациями постреформационного периода, культивирующего потребительство и гедонизм [5].
В аспекте проводимого исследования, наибольший интерес представляет не только теория вопроса, но и формы и последствия самого коррупционного поведения, ангажированные определённым набором ценностей и устойчивых норм.
Рассматривая социальный мир таким, каким он является, и, исследуя закономерности взаимодействия структур и элементов в этом мире, Э.
Дюркгейм утверждал: «Объяснение социальной жизни нужно искать в природе самого общества» [1].

Об этом, в частности, свидетельствует наличие различной этической оценки деяниям с признаками коррупции.
Так, если одни действия воспринимаются как преступные, другие
как безнравственные, либо вовсе не вызывает реакцию прямого неприятия.
Данные действия, как правило, присуще традиционному обществу, в котором ценности, выраженные в поливариативных проявлениях аскриптивности и патернализма.
При этом,
нарушение принципа меритократии, воспринимается с определённой долей понимания.
Воспринимая существующие различия, с одной стороны, как объективную данность, социологическая наука также стремится осознать природу данной объективности, предоставляя анализ самих социальных фактов.
Данный методологический подход разработан в рамках понимающей социологии М.
Вебера.
Именно культурно-аналитическое направление социологии, позволяет провести исследование культурных детерминант воспроизводства рассматриваемых деструктивных значений, ценностно-нормативное содержание социальных действий, опосредованных коррупцией.
Особенно важными, в аспекте дальнейшего осмысления механизмов социокультурного сдерживания, на наш взгляд, являются идеи М.
Вебера о смысловом содержании и ориентированности деятельности индивида.
Он пишет: «Действием – мы называем действие человека (независимо от того, носит ли оно внешний или внутренний характер, сводится ли к невмешательству или терпеливому приятию), если и поскольку действующий индивид (или индивиды) связывают с ним субъективный смысл» [6].

[Back]