Конструкция данного определения в дальнейшем уточняется правовыми нормами, содержащимися в диспозициях статей Уголовного кодекса Российской Федерации и Кодекса об административных правонарушениях Российской Федерации. В свою очередь, по факту, антикоррупционными нормами, сформулированными в Уголовном Кодексе РФ являются, в первую очередь, нормы о должностных преступлениях. Это злоупотребление должностными полномочиями (ст. 285), превышение должностных полномочий (ст. 286), получение взятки (ст. 290), служебный подлог (ст. 292). Как известно, не все деяния, в которых формально содержатся признаки преступлений или административных правонарушений коррупционной направленности, подпадают под диспозиции статей вышеуказанных кодексов и влекут за собой применение предусмотренных законодательством санкций. В тоже время, с точки зрения проводимого нами исследования, наибольший интерес представляет его социокультурный ракурс, то есть само коррупционное поведение и мировоззрение, ангажированное определённым набором ценностей и опосредованное устойчивыми нормами, катализирующее систему производства и воспроизводства во времени деструктивных культурных значений. Рассматривая социальный мир, исследуя закономерности взаимодействия структур и элементов в нем, Э. Дюркгейм утверждал: «Объяснение социальной жизни нужно искать в природе самого общества» [15, с. 492]. Об этом, в частности, свидетельствует наличие различной этической оценки деяниям с признаками коррупции. Так, если одни действия воспринимаются как преступные, другие как безнравственные, либо вовсе не вызывает реакцию прямого неприятия. К ним, в частности, относятся присущие традиционному обществу ценности, выраженные в поливариативных проявлениях аскриптивности и патернализма. При этом, |
Известия Сочинского государственного университета. 2015. № 3-1 (36) 33 Вместе с тем, учитывая мотивированность как специфику социальных явлений и анализа смысла действий, следует отметить, что именно их понимание и становится важнейшей первоосновой социологической интерпретации феномена коррупции. В тоже время, такие исследователи как П. Бергер и Т. Лукман небезосновательно предположили, что все теории разумно было бы воспринимать не в качестве «научных» суждений, а в качестве своеобразного и значимого способа конструирования реальности в современном обществе [3]. В свою очередь, рассматривая феномен коррупции с позиции социологического знания, необходимо провести его дефиницию как социокультурного явления, отделив аспекты, исследуемые в сфере юридических и экономических наук. С правовой и экономической точки зрения коррупция (от лат. corruptio — порча, подкуп) это преступление, заключающееся в прямом использовании должностным лицом прав, предоставленных ему по должности, в целях личного обогащения [4]. В контексте же именно социокультурных исследований центральное место занимает проблема легитимации в массовом сознании россиян значительного количества коррупционных механизмов, не вызывающих, тем не менее, какого либо нарекания и порицания в обществе. Именно этим представители современной социологической науки объясняют распространенность и устойчивость коррупции, а также и сложность ее превенции. В свою очередь, опираясь на теоретический фундамент социологии культуры, заложенный классиками науки, учитывая объективацию широкого распространения данного явления в современную эпоху транзиции общества, особенно важным следует считать использование научных подходов, существующих в рамках постмодернистской социологической парадигмы. Необходимо отметить, что обнаруживающаяся легитимность значительного числа форм коррупционных проявлений в ментальности российских граждан, связана, прежде всего, с историческими особенностями развития российского общества. Она детерминируется наличием устойчивых культурных традиций, характеризующихся аскрептивностью (достиженчеством, не обременённым жёстким ограничением средств) и патернализмом (формализованным покровительством и созданием преференций по отдельным основаниям), а также ценностными ориентациями постреформационного периода, культивирующего потребительство и гедонизм [5]. В аспекте проводимого исследования, наибольший интерес представляет не только теория вопроса, но и формы и последствия самого коррупционного поведения, ангажированные определённым набором ценностей и устойчивых норм. Рассматривая социальный мир таким, каким он является, и, исследуя закономерности взаимодействия структур и элементов в этом мире, Э. Дюркгейм утверждал: «Объяснение социальной жизни нужно искать в природе самого общества» [1]. Об этом, в частности, свидетельствует наличие различной этической оценки деяниям с признаками коррупции. Так, если одни действия воспринимаются как преступные, другие – как безнравственные, либо вовсе не вызывает реакцию прямого неприятия. Данные действия, как правило, присуще традиционному обществу, в котором ценности, выраженные в поливариативных проявлениях аскриптивности и патернализма. При этом, нарушение принципа меритократии, воспринимается с определённой долей понимания. Воспринимая существующие различия, с одной стороны, как объективную данность, социологическая наука также стремится осознать природу данной объективности, предоставляя анализ самих социальных фактов. Данный методологический подход разработан в рамках понимающей социологии М. Вебера. Именно культурно-аналитическое направление социологии, позволяет провести исследование культурных детерминант воспроизводства рассматриваемых деструктивных значений, ценностно-нормативное содержание социальных действий, опосредованных коррупцией. Особенно важными, в аспекте дальнейшего осмысления механизмов социокультурного сдерживания, на наш взгляд, являются идеи М. Вебера о смысловом содержании и ориентированности деятельности индивида. Он пишет: «Действием – мы называем действие человека (независимо от того, носит ли оно внешний или внутренний характер, сводится ли к невмешательству или терпеливому приятию), если и поскольку действующий индивид (или индивиды) связывают с ним субъективный смысл» [6]. |