76 встречались только в рамках органических психических расстройств. У половины больных с эпилептиформными синдромами отмечалась органическая деменция, у половины органическое расстройство личности. Психоорганический синдром встречался преимущественно в рамках деменции и одноимённого психического расстройства. Верификация органических синдромов в момент совершения ООД была достоверно связана с невменяемостью больных. Эпилептиформные наблюдались только в группе невменяемых (13,6%; р<0,01), а доля невменяемых испытуемых с психоорганическим синдромом была достоверно выше доли вменяемых (10,2 против 1,6%; р<0,05). Межгрупповые различия встречались у больных с эпилептиформными синдромами. Их доля у невменяемых из контрольной группы достоверно превышала таковую у испытуемых из основной группы (22,6 против 8,8%; р<0,05). Больные с эпилептиформными синдромами были в большей степени склонны к совершению повторных деликтов (г=0,31; р<0,05). Реализация их а1рессивных действий происходила чаще в период от одного года до пяти лет от начала психопатологических проявлений заболевания (г=0,25; р<0,01). У больных с психоорганическим синдромом этот период удлинялся до пяти лет и более (г=0,33; р<0,01). Объектами ООД последних были все категории потерпевших, кроме родителей (г=-0,18; р<0,05). Таким образом, анализ клинико-криминологических факторов, действующих в период совершения психически больными агрессивных действий в отношении родственников и членов своей семьи, выявил ряд особенностей, влияющих на вероятность реализации, характер, направленность и повторность внутрисемейных агрессивных действий. Важным в плане решения задач исследования представлялась диагностика психопатологических механизмов ООД. Их наличие, наряду с верификацией психопатологического синдрома, определяло экспертную оценку психического состояния испытуемых в момент совершения правонарушения и |
47 алкогольное опьянение (г=0,17; р<0,05) и ревность (г=0,16; р<0,05). Последняя тенденция была характерна только для лиц тюркских национальностей (г=0,21; р<0,05). В структуре хронических галлюцинаторно-бредовых состояний чаще отмечались синдром Кандинского-Клерамбо у 21 (43,8%) и бредовый у 17 (35,4%). Как видно из табл. 12, 13, они достоверно чаще встречались только у невменяемых больных: (23,9 против 0%; р<0,01) и (19,3% против 0%; р<0,01), соответственно. При этом у большинства хронический синдром Кандинского-Клерамбо наблюдался при шизофрении 18 (85,7% от числа больных с данным синдромом), а хронические бредовые состояния при органических ПР 9 (52,9%) и шизофрении 8 (47,1%). Примечательно, что этническая разница наблюдалась у больных с хроническими бредовыми синдромами. Их частота была достоверно выше у невменяемых больных тюркских национальностей 15 (26,3 против 6,5% невменяемых больных славянских национальностей: р<0,05) (табл. 13). Реализация внутрисемейных деликтов у больных с хроническими галлюцинаторно-бредовыми синдромами являлась криминальным манифестом, она наступала чаще спустя 5 лет после начала заболевания (г=0,27; р<0,01) и осуществлялась в отношении родителей (г=0,16; р<0,05). Взаимосвязь синдрома и направленности ООД на родителей прослеживалась у лиц тюркских национальностей (г=0,23; р<0,05). В структуре органических синдромов у 12 (54,5%) испытуемых выявлены эпилептиформный и у 10 (45,5%) психоорганический. Данные синдромы встречались только в рамках органических ПР. У больных с эпилептиформными синдромами отмечалась органическая деменция и органическое расстройство личности (по 50,0%, соответственно). Психоорганический синдром встречался в рамках одноимённого ПР. Верификация органических синдромов в момент совершения ООД была достоверно связана с невменяемостью больных (табл. 12). Этнические различия встречались у больных с эпилептиформными синдромами. Их доля у невменяемых лиц славянских национальностей достоверно превышала таковую у лиц тюркских национальностей (22,6 против 8,8%; р<0,05) (табл. 13). Больные с эпилептиформными синдромами были в большей степени склонны к совершению повторных деликтов (г=0,31; р<0,05). Реализация их агрессивных действий происходила чаще в период от одного года до пяти лет от начала психопатологических проявлений заболевания (г=0,25; р<0,01). У больных с психоорганическим синдромом этот период удлинялся до пяти лет и более (г=0,33; 48 р<0,01). Объектами ООД последних были все категории потерпевших, кроме родителей (г=-0,18; р<0,05). Следовательно, анализ клинико-криминологических факторов, действующих в период совершения психически больными агрессивных действий в отношении членов своей семьи, выявил ряд особенностей, влияющих на вероятность реализации, характер, направленность и повторность внутрисемейной агрессии в различных этнических группах. Важным в плане решения задач исследования представлялась диагностика психопатологических механизмов ООД. Их наличие, наряду с верификацией психопатологического синдрома, определяло экспертную оценку психического состояния испытуемых в момент совершения деликта и выбор реабилитационных мероприятий. Под психопатологическими механизмами ООД мы понимали взаимодействие болезненных нарушений психики между собой, а также с личностными особенностями больного и ситуационными факторами, которое обуславливает рассматриваемое деяние и исключает возможность трактовать его как преступление (М.М. Мальцева, 1987). Продуктивно-психотические механизмы совершения ООД выявлены у 67 (76,2%) невменяемых испытуемых, негативно-личностные механизмы у 11 (23,8%). В структуре продуктивно-психотических механизмов преобладали бредовые (активный вариант бредовой защиты, бредовая месть) у 35 чел. (52,2%), пароксизмальные (дисфорическая активность и сумеречное помрачение сознания) у 17 (25,4%) и галлюцинаторные (императивные псевдогаллюцинации и психические автоматизмы) у 15 (22,4%). Необходимо отметить, что к первичным ООД были склонны больные с галлюцинаторными механизмами (13,3 против 5,0%; р<0,05), к повторным с пароксизмальными (16,7 против 7,8%; р<0,05). Как видно из табл. 14, бредовые механизмы достоверно чаще встречались у 28 больных тюркских национальностей (49,1 против 22,6%; р<0,02); пароксизмальные у 10 больных славянских национальностей (32,3 против 12,3%; р<0,02). Ревностные переживания различного уровня чаще наблюдались в первой группе (27,0% против 12,0%; р<0,02). В структуре негативно-личностных механизмов преобладали ситуационные у 14 (66,7%) и, в меньшей степени, инициативные у 7 (33,3%). Среди ситуационных механизмов отмечалась преимущественно эмоциональная бесконтрольность |