|
ном случае однозначно и бескомпромиссно решен в свою пользу. Во-вторых, организаторы вооруженной борьбы чаще всего являются и неформальными лидерами, что делает их своеобразными символами, кумирами, вождями и многократно увеличивает возможности их внушающего воздействия на массы. «Реагирующей» в большинстве случаев оказывается более сильная в военном отношении и слабая в психологическом плане сторона: французские войска в Алжире (1958-1959 гг.), американские во Вьетнаме (1964-1975 гг.), советские в Афганистане (1979-1989 гг.), российские в Чечне (19941996 гг.) Изучение перечисленных выше военных конфликтов показывает, что «сильные», если не учитывают этот исходный дисбаланс психологических сил и не принимают специальных компенсирующих мер, нередко испытывают симптомы растерянности, своеобразного психологического шока, так как с их статусом не считаются. Определенное время военно-политическое руководство «сильной» стороны переживает взаимоисключающие стремления: с одной стороны, нежелание прослыть «антидемократичным», «имперским», с другой нерешительным, пассивным. Возникающее затем состояние гнева приводит к принятию поспешных, не всегда адекватных обстановке решений. Практика показывает, что такая сторона, как правило, вступает в военный конфликт неожиданно для самой себя, неподготовленной в моральном, психологическом, экономическом и в военном отношении, игнорируя аксиомы ведения военных действий. Стремление решить острую социальную проблему исключительно военной силой приводит к тому, что создаются предпосылки для резкого расслоения своего общества, теряются возможности приобретения энергичной поддержки мировым сообществом, союзниками /209/. Изучение локальных военных конфликтов показывает, что вследствие ограниченности сил и средств, используемых для достижения преследуемых целей, возникает феномен различной психологической вовлеченности социальных групп, слоев и отдельных граждан «сильной» стороны в военные со |
являются и неформальными лидерами, что делает их своеобразными символами, кумирами, вождями и многократно увеличивает возможности их внушающего воздействия на массы. «Реагирующей» в большинстве случаев оказывается более сильная в военном отношении и слабая в психологическом плане сторона: французские войска в Алжире (1958-1959 гг.), американские во Вьетнаме (1964-1975 гг.), советские в Афганистане (1979-1989. гг.), российские в Чечне (1994-1996 гг.) и т.д. Изучение перечисленных выше военных конфликтов показывает, что «сильные», если пе учитывают этот исходный дисбаланс психологических сил и не принимают специальных компенсирующих мер, нередко испытывают симптомы растерянности, своеобразного психологического шока, так как с их статусом не считаются. Определенное время военно-политическое руководство «сильной» стороны переживает взаимоисключающие стремления: с одной стороны нежелание прослыть «антидемократичным», «имперским», с другой нерешительным, пассивным (341). Возникающее затем состояние гнева приводит к принятию поспешных, не всегда адекватных обстановке решений. Практика показывает, что такая сторона, как правило, вступает в военный конфликт неожиданно для самой себя, неподготовленной в моральном, психологическом, экономическом и в военном отношении, игнорируя аксиомы ведения военных действий. Стремление решить острую социальную проблему исключительно военной силой приводит к тому, что создаются предпосылки для резкого расслоения своего общества, теряются возможности приобретения энергичной поддержки мировым сообществом, союзниками. Изучение локальных военных конфликтов показывает, что вследствие ограниченности сил и средств, используемых для достижения преследуемых целей, возникает феномен различной психологической вовлеченности социальных групп, слоев и отдельных граждан «сильной» стороны в военные события. По отношению к военному конфликту можно выделить в обществе, по крайней мере, пять номинальных групп. |