|
Могут ли вообще идеи, подобные всеединству и соборности, реализоваться в том мире, который позитивистским подходам представляется единственно реальным? И как может осуществляться такая связь? «Русская философская мысль, справедливо замечает С.Хоружий, должна была неминуемо подойти к этой кардинальной задаче, однако же не успела этого сделать, ибо ее путь был оборван». И если Н.Пирогов и Д.Менделеев видели в науке и ее практическом приложении (один в медицине, другой в промышленности), главный смысл жизни, то их философско-педагогическая ориентация в этом смысле была также позитивистски приземлена и отдаляла их подопечных от духовного, от высших целей. Окончательно оформившись к середине XX в., эта ориентация выразилась в технократизме общего образования в нашей стране, в утрате гуманитарного начала. А жесткая линия государственного тоталитаризма в отношении к образованию, которую утверждал К.Победоносцев, к жесткому государственному диктату в системе общего образования (в организации процесса образования, содержании учебных программ, системе проверки знаний учащихся, студентов и др.). Необходимо продолжить прерванную русскую (дореволюционную) традицию в воспитании и образовании. Обосновывая вывод, необходимо учитывать: что же бесспорно положительное выработала русская философско-педагогическая мысль, идя по этому своему пути? Каков ее основной вклад в мировую мысль в вопросе о понимании подлинной духовности. Если попытаться дать ответ в кратком виде, то он, как нам представляется, может прозвучать так: это понимание мира и человека как целостности, представляющей собой органическое единство индивидуальностей; или как диалога трансценденции и экзистенции, имманентных друг другу; или где любовь выше воли и власти. Первая формулировка выражает онтологический аспект, вторая праксиологический, третья аксиологиче91 |
169 интерпретация). В обоих случаях потребуются харизматические личности, "светочи", вовди, которые и будут определять не для своего блага, разумеется, только во имя высших целей кто и что может быть определен на роль жертвы. И почему бы при желании в этих уродливых для эстетического чувства мыслителя, стремящегося примирить экзистенцию и трансцевденцию, формах не увидеть все же "иррациональный остаток" Божественного? А если добавить к этому терпение и соборность русского народа, "то почему бы не представить происходящее в 20годы как великую искупительную жертву, как русификацию и ориентацию марксизма, придающую социальному движению мессианский характер? Могут ли вообще идеи, подобные всеединству и соборности, реализоваться в том мире, который позитивистским подходам представляется единственно реальным? И как может осуществляться такая связь? "Русская философская мысль, справедливо замечает С.С.Хоружий, должна была неминуемо подойти к этой кардинальной задаче, однако же не успела этого сделать, ибо ее путь был оборван". И если Н.И.Пирогов и Д.И.Менделеев видели в науке и ее практическом приложении (один в медицине, другой в промышленности), главный смысл жизни, то их философско-педагогическая ориентация в этом смысле была также позитивистски приземлена и отдаляла их подопечных от духовного, от высших целей. Окончательно оформившись к середине ХХв., эта ориентация вьфазилась в технократизме общего образования в нашей стране, в утрате гуманитарного начала. А жесткая линия государственного тоталитаризма в отношении к образованию, которую утверждал К.Победоносцев, к жесткому государственному диктату в системе общего образования (в организации процесса об. Хоружий С.С. Карсавин и де Местр //Вопросы философии.-1989.№ 3.—С.об—87, 170 разевания, содержании учебных программ, системе проверки знаний учащихся, студентов и др.). Рассмотренная ситуация позволяет сделать два противоположных вывода. Первый: признать, что никакого особого "русского" пути ни в жизни, ни в философии нет, что все эти мудрствования о соборности прикрывают психологию тысячелетнего рабства; отказаться от мессианских иллюзий и постараться принять, а затем реализовать высшую ценность свободы в ее "общепринятом" западном (технократическом) варианте, где господствует понимание: нет ничего выше саморазвития личности, и этот процесс должен иметь надежные правовые гарантии, остальное мистика, если не мистификация. Второй вывод: необходимо продолжить прерванную русскую (дореволюционную) традицию в воспитании и образовании. Обосновывая второй вывод, посмотрим: что же бесспорно положительное выработала русская философско-педагогическая мысль, идя по этому своему пути? Каков ее основной вклад в мировую мысль в вопросе о понимании подлинной духовности. Если попытаться дать ответ в кратком виде, то он, как нам представляется, может прозвучать так: это понимание мира и человека как целостности, представляющей собой органическое единство индивидуальностей; или как диалога трансценденции и экзистенции, имманентных друг другу; или где любовь выше воли и власти. Первая формулировка выражает онтологический аспект, вторая праксиологический, третья аксиологический. Можно добавить еще аспект гносеологический, или методологический, о котором мы уже говорили: истина в целостности, а не в интерпретациях с позиций отвлеченных начал. В развитии этих идей в русской философии можно выявить цепочку ключевых понятий, ведущих к современной проблематике: от соборности и софийности как становящемуся всеединству (Вл.Соловьева, С.Булгакова), к "общему |