эмоционально-экспрессивной информации (в связи с этим оказывается важным замечание о том, что «основная макростилевая принадлежность речи может сохраняться при неполном наборе существенных макростилевых признаков и при наличии до известных пределов иностилевых признаков» (20, с.4)). Вследствие всего сказанного, данный подстиль, с нашей точки зрения, нуждается в системном рассмотрении. Представляется, что при этом особое внимание следовало бы уделить двум моментам. Первый обусловливает специфику данного подстиля, связанную с особенностями и задачами общения в данной области человеческих отношений. Речь идет об основной коммуникативной задаче законодательного подстиля, связанной с гем, что метаязык законодательства «является единственным средством формулирования правовой нормы» (97). Пользуясь терминологией А.Н. Васильевой, заметим, что коммуникативная задача является важнейшим экстралиигвистическим стилсобразующим фактором для данного подстиля, черты которого представлены в текстах нормативно-правовых актов. Вторым моментом (который, как мы полагаем, не нашел достаточно эксплицитного выражения при описании официально-делового стиля), является формальная закрепленность, нормативная утверждаемость языковой формы текстов документов, которая отражается на различных уровнях организации метаязыка правоведения. Следует отметить, что системный подход к исследованию законодательного подстиля требует рассмотрения и уточнения таких понятий юридической науки, как нормативный акт», «законодательство», «система законодательства», «система права», «нормативио-правовове предписание», « правовая норма». Необходимость обращения к понятиям и положениям теории права подтверждает тот факт, что изучение |
Обычно они включаются в текст введения (преамбулы) законодательного акта или в ту часть текста, в которой определяется цель акта" [Спасов, 1986, с. 84]); и этот факт не противоречит тому, что в целом для законодательного подстиля не свойственна передача эмоционально-экспрессивной информации (в связи с этим оказывается важным замечание о том, что "основная макростилевая принадлежность речи может сохраняться при неполном наборе существенных макростилевых признаков и при наличии до известных пределов иностилевых признаков" [Васильева, 1986, с. 4))). Вследствие всего сказанного данный подстиль, с нашей точки зрения, нуждается в системном рассмотрении. Представляется, что при этом особое внимание следовало бы уделить двум моментам. Первый обусловливает специфику данного подстиля, связанную с особенностями и задачами общения в данной области человеческих отношений. Речь идет об основной коммуникативной задаче законодательного подстиля, связанной с тем, что подъязык законодательства "является единственным средством формулирования правовой нормы" [Спасов, 1986]. Пользуясь терминологией А.Н.Васильевой, заметим, что коммуникативная задача является важнейшим экстралингвистическим стилеобразующим фактором для данного подстиля, черты которого представлены в текстах нормативно-правовых актов. Вторым моментом (который, с нашей точки зрения, не нашел достаточно эксплицитного выражения при описании официально-делового стиля), является формальная закрепленность, нормативная утверждаемость языковой формы текстов документов, которая отражается на различных уровнях организации языка законодательства. Следует отметить, что системный подход к исследованию законодательного подстиля требует рассмотрения и уточнения таких понятий юридической науки, как "нормативный акт", "законодательство", "система законодательства", "система права", "нормативно-правовое предписание", "правовая норма". Необходимость обращения к понятиям и положениям теории права лишний раз подтверждает тот факт, что изучение языка законодательства "является одной из стыковых проблем, где непосредственно соприкасаются языкознание и правовые науки и где исследование требует одновременно и лингвистического, и юридического анализа" [Пиголкин, 1990, с. 4]. Кроме того, целесообразно, с нашей |