|
необходимости в определении коррупции вроде бы и нет. В обычном, повседневном дискурсе всем и так понятно, о чём идёт речь. Как отмечает В. Танци, «обсуждение темы коррупции неизменно осложняется тем, что она не поддается точному описанию и измерению. Но, как и в пословице о слонах, коррупцию, может быть, и трудно определить или измерить, но мы всегда ее распознаем, если сталкиваемся с ней» [88, с. 4]. И, вероятно, с такой интуитивной ясностью можно было бы смириться, если бы сами исследователи не запутывали существо вопроса пестротой определений. Под коррупцией понимаются и «использование государственной власти в личных целях» [88, с. 4] и «предоставление услуг служащими в обмен на взятку» [110, с. 49] и многие другие вещи. Эти, в общем, стандартные определения показывают, что достаточно трудно, во-первых, зафиксировать в одном определении все проявления коррупции, и в определённом контексте иногда бывает целесообразно сосредоточиться лишь на некоторых из них. Во-вторых, такие «осколочные», (узкие или частичные) определения фиксируют трудность проведения чётких границ между коррупционным и некоррупционным поведением. Эти границы зависят от решения других проблем, скрытых в определениях, например, что именно следует считать взяткой, как, при заведомо неполном контракте, определить границу, за которой начинается использование власти с личной целью и т.д. И таких проблем становится тем больше, чем более глубоко мы погружаемся в тему. Собственно, эти трудности подтверждают и сами юристы, неоднократно подчёркивая, что в области квалификации правонарушении, связанных с такого рода деяниями, далеко не всё однозначно. Так, наряду с понятием «коррупция» однозначно определяемом как преступное и уголовно наказуемое деяние, существуют и другие термины: «коррупционное поведение», |
ловного законодательства как главном препятствии в борьбе с названными яв60 лениями» . Начиная с 80-х годов прошлого века, в отдельных исследованиях (Волженкин Б.В., Квашис В.Е., Цагикян С.Ш.) осуществляется попытка преодоления такого узкоспециального понимания сути вопроса, показывается его недостаточность и невозможность решения проблемы как только криминологической. Эта тенденция активно набирает обороты и уже в 90-е годы после отмены цензуры появляются работы критического характера, в которых правоведы, а затем и социологи, политологи, экономисты стали обсуждать коррупцию как системное явление, укоренённое в повседневной жизни людей. Начиная с этого времени, складывается традиция междисциплинарного подхода к теме, в комплексе которого коррупция, как и все остальные явления неформальной сферы, рассматривается по схеме, заложенной в концепцию этой главы: экономистами —как проблема рациональности, политологами —как проблема власти, правоведами как проблема нормы. В этом комплексе в сфере компетенции юристов по-прежнему остались все «внутренние» для юридической науки вопросы, связанные с проработкой правовых норм, определяющих статус коррупционного деяния и меру ответственности за него. Одна из таких проблем как раз и связана с разработкой норм, на которых основана квалификация разных видов коррупционных поступков. Ведь в юридической науке наряду с понятием «коррупции-преступления», однозначно определяемом как преступное и наказуемое деяние, существуют и другие термины: «коррупционное поведение», «коррупционные действия», связываемые с правонарушениями и проступками, регулируемые сферой административной ответственности. Обычный ряд повседневных событий ежедневно формирует ту среду, в которой неформальные практики из просто дружеских услуг коллегам и приятелям перерастают в устойчивые и привычные схемы поведения, и далее эволюционируют до преступных, в том числе* 60 Там же, С. 7. 48 взаимодействий, мы рассмотрим, каким образом эти исследовательские трудности, в частности те проблемы, которые как раз связаны с определением коррупции и границ коррупционного поведения, влияют на формирование определённых установок общественного сознания. Этим мы намереваемся показать, что исследовательские разногласия и, как их следствие, отсутствие доминирующих положений в области теории коррупции, вызывают вполне определённый резонанс массового сознания, который может выражаться в одобрении или, наоборот, в неприятии коррупции. Наблюдения за общественными и политическими дискуссиями последнего времени показывают, что в большинстве случаев необходимости в определении коррупции вроде бы и нет. В обычном, повседневном дискурсе всем и так понятно, о чём идёт речь. Как отмечает В. Танци, «обсуждение темы коррупции неизменно осложняется тем, что она не поддаётся точному описанию и измерению. Но, как и в пословице о слонах, коррупцию, может быть, и трудно определить или измерить, но мы всегда её распознаём, если сталкиваемся с ней»99. И, вероятно, с такой интуитивной ясностью можно было бы смириться, если бы сами исследователи не запутывали существо вопроса пестротой определений. Под коррупцией понимаются и «использование государственной власти в личных целях»100101и «предоставление услуг служащими в обмен на взятку»10 , и многие другие вещи. Эти, в общем, стандартные определения показывают, что достаточно трудно, во-первых, зафиксировать в одном определении все проявления коррупции, поэтому в определённом контексте иногда бывает целесообразно сосредоточиться лишь на некоторых из них, в зависимости от того, какие конкретные аспекты коррупционного деяния интересуют. В этом смысле более продуктивно сужать явление рамками конкретно99Танци В. Осторожно: коррупция // Transition. Экономический вестник переходной экономики. 2004. №2. — С. 4. 100Там же. 101 Шмаков А. В. Коррупция в образовательных учреждениях // Экономический Вестник Ростовского государственного университета. — 2007. — Т. 5. — №4. — С. 45. 93 го участка и работать с более узкими и потому более операциональными оп1(Y) ределениями . В случае же если такие «осколочные», (узкие или частичные) определения выдаются за общие, весьма затруднительно провести чёткие границы между коррупционным и некоррупционным поведением. Эти границы зависят от решения других проблем, скрытых в определениях, например, что именно следует считать взяткой, как при заведомо неполном контракте определить границу, за которой начинается использование власти с личной целью и т.д. И таких проблем становится тем больше, чем более глубоко мы погружаемся в тему. Собственно, эти трудности мы уже упоминали, когда речь шла об особенностях трактовки неформальных практик у правоведов. Представители юридической науки часто сталкиваются с необходимостью чёткого разграничения коррупционных и некоррупционных деяний и подчёркивают сложность этой ситуации. Именно поэтому ряд исследователей, как российских, так и зарубежных, настаивают на необходимости адекватного содержательного определения коррупции. Тем не менее, и мы уже упоминали об этом, в ряде случаев, разговор о ней обходится без определения. Причём чаще всего это происходит как раз тогда, когда о противодействии или сдерживании коррупции говорят люди, занимающиеся реальной политической практикой —чиновники, партийные лидеры, предприниматели. В этом случае возникает вопрос: на каком основании можно быть уверенным, что под коррупцией дискуссанты понимают одно и то же. Вполне вероятно, есть такие явления, в коррупционности которых уверены все, например, взяточничество. Но ведь совершенно очевидно также и то, что коррупция не сводится только к взяточничеству, а предполагает гораздо более широкий круг явлений. Так, согласно зарубежным исследованиям, а также тем определениям, которые поддержаны экспер-102 102 Для чего следует обращать внимание на типологию коррупции. Об этом см., например, Латов Ю. В., Ковалёв С.Н. Теневая экономика: учебное пособие для вузов / Под ред. В. Я. Кикотя и Г. М. Казиахмедова. М.: Норма, 2006, С. 59 60. 94 |