официально заявляли на встречах с жителями Дальнего Востока власть предержащие из Москвы. (Показательно, что в начале 1990-х годов, встречаясь с жителями Комсомольска-на-Амуре, заместитель председателя Правительства РФ Е.Т. Гайдар был искренне удивлен, узнав, что в городе проживает почти 300 тыс. человек, есть вузы, театры, музеи). «Ненужность» вела к уменьшению ресурсных потоков. Практически около 8 млн (на тот момент) человек были брошены на произвол судьбы. В принципе, как уже говорилось, такая ситуация для региона не нова. На протяжении уже не одной сотни лет каждый раз, когда в стране возникали проблемы, регион переходил в режим «консервации». Население сокращалось. Выработалась и стратегия выживания в этих условиях: опора на местные ресурсы и, частично, ресурсы соседей, приграничная торговля. Рыба, лес, золото, «челночный» бизнес в целом вполне могли прокормить регион. И прокормили. Положение облегчалось несколькими обстоятельствами. Во-первых, в начале 1990-х годов новые границы России воспринимались как нечто временное, неподлинное. Соответственно, приграничные взаимодействия, прежде всего «челночный» бизнес и экспорт биоресурсов, ощущались как вполне легитимное, хотя и не всегда легальное деяние. Во-вторых, в отличие от предшествующего периода, Дальний Восток оказался «дальним» только для центральной части страны. В непосредственной близости от восточных границ России сформировалось несколько мощных центров хозяйственной и интеллектуальной активности (Осака, Шанхай, Тайбэй, Сингапур и др.), которые вполне могли претендовать на статус «ворот в глобальный мир». Через приграничную торговлю регион постепенно втягивался в глобальный товарооборот. Навстречу лесу, рыбе и полезным |
65“ÏÎËÈÒÈß”“ÏÎËÈÒÈß”“ÏÎËÈÒÈß”“ÏÎËÈÒÈß”“ÏÎËÈÒÈß” № 2 (53) 2009 совпадавшая, как правило, с приездом нового губернатора, не приво дила к исчезновению «устаревших» форм хозяйственной активности. Просто эти виды деятельности и люди, ею занимавшиеся, переставали фигурировать в официальных отчетах, переставали поддерживаться казной (государственным бюджетом), становились «невидимыми». В периоды политических осложнений или хозяйственных неуря диц регион переходил в режим консервации. Вместе с прекращением государственной поддержки входящих миграционных потоков прекра щались и сами потоки. Исчезали сезонные рабочие и пришлое купече ство. Застывала видимая хозяйственная и культурная жизнь. Население региона заметно (порой почти в полтора раза) сокращалось. Зато актуа лизировались «невидимки». Точнее, все пространство внутри региона становилось «невидимым» для государства. Существенной оставалась только задача обороны границы. В «невидимом» регионе и возрастало значение «невидимых» форм деятельности «невидимых» людей. Мест ная хозяйственная активность в условиях ослабления административ ного давления позволяла региону пережить трудные времена в ожи дании, когда политическая воля вновь направит на дальневосточную окраину людей, финансы, материальные ресурсы. Подобная схема (прилив консервация) действовала на Дальнем Востоке России и в по следние два десятилетия. Однако новые времена внесли в нее опреде ленные коррективы. Об особенностях последних двух «тактов» и пойдет речь дальше. Перестройка и последовавший за ней развал страны изменили си туацию радикально. Врагов у новой России в регионе не случилось, и его политический смысл стал более чем зыбким. Регион вновь превра тился в «невидимый», оказался не нужен стране. Об этом почти офици ально заявлялось на встречах с жителями18 . Ненужность вела к умень шению ресурсных потоков. Практически около 8 млн. (на тот момент) человек были брошены на произвол судьбы. В принципе, как уже говорилось, такая ситуация для региона не нова. На протяжении уже не одной сотни лет каждый раз, когда в стране возникали проблемы, регион переходил в режим консервации. Население сокращалось. Выработалась и стратегия выживания в этих условиях: опора на местные ресурсы и, частично, ресурсы соседей, при граничная торговля. Рыба, лес, золото, «челночный» бизнес в целом вполне могли прокормить регион. И прокормили. Положение облегча лось несколькими обстоятельствами. Во первых, в начале 1990 х годов новые границы России воспринимались как нечто временное, непод линное. Соответственно, приграничные взаимодействия, прежде всего «челночный» бизнес и экспорт биоресурсов, ощущались как вполне ле гитимное, хотя и не всегда легальное деяние. Во вторых, в отличие от предшествующего периода, Дальний Восток оказался «дальним» только для центральной части страны. Ïî÷åìó «øóìèò» Ïðèìîðüå? 18 В начале 1990 х годов, встречаясь с жителями Ком сомольска на Амуре, зам. пред седателя пра вительства РФ Е.Т.Гайдар был искренне удивлен, узнав, что в городе проживает свыше 300 тыс. человек, есть вузы, теат ры, музеи. “ÏÎËÈÒÈß”“ÏÎËÈÒÈß”“ÏÎËÈÒÈß”“ÏÎËÈÒÈß”“ÏÎËÈÒÈß” № 2 (53) 200966 В непосредственной близости от восточных границ России сфор мировалось несколько мощных центров хозяйственной и интеллекту альной активности (Осака, Шанхай, Тайбэй, Сингапур и др.), которые вполне могли претендовать на статус «ворот в глобальный мир». Через приграничную торговлю регион постепенно втягивался в глобальный товарооборот. Навстречу лесу, рыбе и полезным ископаемым шли това ры народного потребления, вычислительная техника, автомобили, ва люта (судя по косвенным данным, баланс теневой торговли был актив ным) и многое другое. Конечно, регион интегрировался в АТР не со всем так, как мечталось идеологам Дальнего Востока, не в статусе постиндустриального центра, но в качестве поставщика ресурсов, то есть в качестве «хоры», а не метрополии. Но даже такое положение делало традиционные виды деятельности вполне доходными и эконо мически эффективными, особенно если учесть, что основной оборот товаров и финансов протекал вне государственного фискального конт роля и, следовательно, имел все преимущества «льготного налогообло жения»19 . Показательно, что совокупный ВРП Дальнего Востока в сере дине 1990 х годов почти на 40% меньше стоимости потребленных насе лением услуг. Примерно так же соотносятся номинальная заработная плата и заявленный доход20 . Понятно, что просчитать точный объем те невого оборота товаров и услуг в регионе и при трансграничном взаи модействии чрезвычайно сложно, но даже приведенные данные говорят о его крайней значительности. В 1990 е годы на Дальнем Востоке России сложились устойчивые бизнес практики торговли древесиной, речными и морскими биоре сурсами, теневого оборота продукции горно обогатительных комбина тов и приисков. Население Дальнего Востока привыкло выживать. Вы жило и на этот раз. Люди, вне зависимости от своего прошлого соци ального статуса, кинулись в новые (временно забытые старые) сферы деятельности. Традиции взаимоподдержки позволили почти мгновенно сорганизоваться, встроиться в новую жизнь21 . Криминальные «крыши», а несколько позже — госструктуры, приватизировавшие силовой ре сурс, взяли на себя «производство порядка», вполне успешно структу рировавшего местное сообщество и обслуживавшего его деятельность. Все эти сферы были в значительной степени «серыми» или «тене выми» — другие в тот момент были просто невозможны. Но именно в них оказалось задействовано наиболее экономически активное населе ние. Именно они кормили всех. В том числе и тех, кто никак не был связан с теневым экспортом, — ведь именно там создавался платеже способный спрос на образование, науку, искусство, строительство... Не случайно в 1990 е годы в регионе начался образовательный бум, стали создаваться частные вузы, почти в 2 раза по сравнению с 1990 г. увели чилось количество студентов. Сходные процессы шли и в здравоохране нии, культуре. Именно в 1990 е годы в крупнейших городах региона складывается то, чего не было на протяжении всего советского перио да, — относительно развитая социальная и досуговая инфраструктура. 19 Бляхер 2000. 20 Заусаев 2009. 21 Бляхер 2004а. |