курсии должна найти пути сопряжения деятельности экскурсовода с потребностями посетителя, и не только на уровне ориентации и информирования («значений»), но и на уровне взаимодействия пропагандируемого содержания с социально-психологическими потребностями («смысла»). Актуальность этой проблемы в том, что сверхзадача музейной экскурсии обращение к высшим нравственным ценностям человечества. Поэтому, не дублируя средства массовой информации и печатные источники, она обладает базой воздействия на ценностные ориентации, на структуру личности посетителя и, в перспективе, на его поступки и реальное восприятие жизни. Исходя из этого, в ходе эксперимента во главу угла была поставлена проблема мастерства внутренней, неформальной организации экскурсии как ситуации познания не только предметного мира, но и основного смысла (идеи), ради которого существуют музеи. Эффективность любой экскурсии определяется не только и не столько объемом предлагаемой информации, сколько уровнем внимания, количеством и характером задаваемых вопросов, потребностью посетителя изучить дополнительную литературу, глубже разобраться в предмете экспозиции. В процессе опытно-экспериментальной работы выяснилось, что абсолютизация роли объекта в экскурсионно-методической литературе закрепила в основе своей идущую непосредственно от гидов традицию «комментирования», «пояснения» объекта независимо от профиля музея. Это привело к тому, что требования к основе, «стержню» экскурсии тексту стали весьма ограниченными «добротность», «однотипность», «стандарт». При анализе особенностей функционирования и воздействия музея был зафиксирован следующий факт: экспозиция музея, исторические раритеты и произведения искусства, хранящиеся в музее, статичны и лишены утилитарного значения, в то время как процесс их познания психологически активен, динамичен. Поэтому наблюдение музейного предмета как такового не соответствует процессу познания как деятельности. Следовательно, «комментирование» отвечает лишь требованию ситуативного «осмотра», но не обращено к более глубоким потребностям посетителя, не несет социальнопедагогической нагрузки. Вместе с тем, при социальной установке «на другого» (экскурсовода) процесс познания как деятельность, как «переход ума к отдельной вещи», снятия слепка («понятия») для данных обстоятельств восприятия определяет |
жизни общества и реальным педагогическим результатом их деятельности. Преодолеть этот разрыв стало одной из задач эксперимента. В ходе эксперимента мы на первый план поставили проблему мастерства внутренней, неформальной организации экскурсии как ситуации познания не только предметного мира, но и основного смысла (идеи), ради которого существуют музеи. Эффект любой экскурсии определялся не только и не столько количеством информации, сколько уровнем внимания, количеством и характером задаваемых вопросов, появившейся потребностью почитать дополнительную литературу, глубже разобраться в предмете экспозиции. Мы убедились, что абсолютизация роли объекта в экскурсионно-методической литературе закрепила, в основе своей идущую от гидов, традицию «комментирования», «пояснения» объекта независимо от различных типов музеев, привела к весьма ограниченным требованиям к тексту экскурсии: «добротность», «однотипность», «стандарт». Анализируя особенности функционирования и воздействия музея, мы фиксировали факт того, что исторические раритеты и произведения искусства, собранные в музее, статичны, в то время как процесс их познания психологически активен, динамичен. Поэтому наблюдение вещи музея, как таковое, не отвечает процессу познания как деятельности. Следовательно, «комментирование» отвечает лишь требованию ситуативного «осмотра», но не обращено к более глубоким потребностям, не несет социальнопедагогической нагрузки. Вместе с тем, в силу действия социальной установки «на другого» (экскурсовода) процесс познания как деятельность, как «переход ума к отдельной вещи», снятие слепка («понятия») для данных, специфических обстоятельств восприятия определяется не только предметной стороной экскурсии (что показывает и о чем рассказывает экскурсовод), но и функциональной (как и зачем он это делает, каково его личное отношение к предмету показа и рассказа). Выступая как деятельная функция, при данных обстоятельствах, роль экскурсовода представляет интересы и установки. Характеризуя эволюцию сознания, А. Н. Леонтьев1 выдвигает функциональное положение о различии значения и смысла. Данная взаимосвязь предстает в экскурсии как противоречие между объективным знанием, материалом (экскурсовод овладевает им через источники) и его смысловым содержанием, потенциально обращенным к потребностям в сфере мотиваций посетителя. Анализ слагаемых экскурсии приводит к мысли, что по своей форме она существует как ответ на практическую потребность интеллектуальной ориентации в новой предметной среде. Однако по своему содержанию сама познавательная ситуация — лишь внешнее следствие более общих, социально-психологических потребностей. Следовательно, социальная педагогика экскурсии должна найти путь сопряжения деятельности экскурсовода с потребностями посетителя не только на уровне ориентации и информирования («значений»), но и на уровне взаимодействия пропагандируемого содержания с социально-психологическими потребностями («смысла»). Актуальность этой проблемы обусловлена тем, что экскурсия в музее обращена к высшим нравственным ценностям человечества. Поэтому, не дублируя средства массовой информации, печатные источники, она обладает базой воздействия на ценностные ориентации, структуру личности посетителя и, в перспективе, на его поступки, на его реальное восприятие жизни. Исходя из этого, в ходе эксперимента мы на первый план поставили проблему мастерство внутренней, неформальной организации экскурсии как ситуации познания не только предметного мира, но и основного смысла (идеи), ради которого существуют музеи. Эффект любой экскурсии определялся не только и не столько количеством информации, сколько 1 Леонтьев А. Н. Избранные психологические произведения в 2-х т. М.: Педагогика, Т. I. 391с. Т.Н. 318 с. уровнем внимания, количеством и характером задаваемых вопросов, появившейся потребностью почитать дополнительную литературу, глубже разобраться в предмете экспозиции. В процессе опытно-экспериментальной работы мы убедились, что абсолютизация роли объекта в экскурсионно-методической литературе закрепила в основе своей идущую от гидов традицию «комментирования», «пояснения» объекта независимо от различных типов музеев, привела к весьма ограниченным требованиям к тексту экскурсии — «добротности», «однотипности», «стандарту». Анализируя особенности функционирования и воздействия музея, мы фиксировали факт того, что экспозиция музея статична и лишена утилитарного значения. Исторические раритеты и произведения искусства, собранные в музее, статичны, в то время как процесс их познания психологически активен, динамичен. Поэтому наблюдение вещи музея, как таковое, не отвечает процессу познания как деятельности. Следовательно, «комментирование» отвечает лишь требованию ситуативного «осмотра», но не обращено к более глубоким потребностям, не несет социальнопедагогической нагрузки. Вместе с тем, в силу действия социальной установки «на другого» (экскурсовода) процесс познания как деятельность, как «переход ума к отдельной вещи», снятие слепка («понятия») для данных, специфических обстоятельств восприятия определяется не только предметной стороной экскурсии (что показывает и о чем рассказывает экскурсовод), но и функциональной (как и зачем он это делает, каково его личное отношение к предмету показа и рассказа). Выступая как деятельная функция, при данных обстоятельствах, роль экскурсовода представляет собой «ответ» диспозиции восприятия, а через нее — более глубоким потребностям. В конечном счете, проблемы «запроса» и «ответа», восприятия и передачи фокусируются в проблеме текста, требованиях к его созданию и |