|
регулировании межличностных отношении военнослужащих, отношений, обладающих именно воинской спецификой, а поэтому нуждающихся в особой, военно-уголовной, регламентации, рассматриваемая норма обладала рядом существенных недостатков. Во-первых, предусматривая ответственность за насильственное оскорбление только при условия нахождения виновного или потерпевшего при исполнении обязанностей по военной службе (во время исполнения этих обязанностей), рассматриваемая норма исключала ответственность за аналогичное оскорбление в иных связанных с военной службой случаях (в связи с исполнением обязанностей по военной службе). Вместе с тем вполне очевидно, что оскорбление, нанесенное в связи с исполнением обязанностей по службе, имеет такую же воинскую природу и посягает на воинский правопорядок, как и оскорбление, нанесенное во время исполнения таких обязанностей. Поэтому уже в то время в научной литературе высказывалось предложение внести в диспозицию рассматриваемой нормы уточнение, позволяющее квалифицировать по ней «... оскорбление, нанесенное в связи с исполнением обязанностей по военной службе, независимо от того, находился при этом оскорбитель или оскорбленный при исполнении конкретных служебных обязанностей или не находился»1. Во-вторых, рассматриваемая норма не охватывала применение виновным насилия, выходящего за рамки насильственного оскорбления. В этих случаях органы военной юстиции вынуждены были квалифицировать такие деяния как общеуголовные преступления против личности (статьи 108, 109,112 УК РСФСР) либо как хулиганство (статья 206 УК РСФСР), хотя, по справедливому замечанию Х.М. Ахметшина, подобная квалификация вовсе не отражала того обстоятельства, что совершенное преступление направлено 25 1АхметшинХ.М. Вопросыпрактики примененияЗаконаоб уголовной ответственностиза воинскиепреступления: учебноепособие. М., 1968. С. 30. |
случаях, когда насильственные действия виновного ни по своему характеру, ни по объему не выходили за рамки унижения чести и достоинства потерпевшего, а субъект преступления или потерпевший находились при исполнении обязанностей по военной службе. Однако, несмотря на видимый прогресс в регулировании межличностных отношений военнослужащих, отношений обладающих именно воинской спецификой, а поэтому нуждающихся в особой, военно-уголовной регламентации, рассматриваемая норма обладала рядом существенных недостатков. Во-первых, предусматривая ответственность за насильственное оскорбление только при условии нахождения виновного или потерпевшего при исполнении обязанностей по военной службе (во время исполнения этих обязанностей), рассматриваемая норма исключала ответственность за аналогичное оскорбление в иных, связанных с военной службой случаях (в связи с исполнением обязанностей по военной службе). Вместе с тем вполне очевидно, что оскорбление, нанесенное в связи с исполнением обязанностей по службе, имеет такую же воинскую природу и посягает на воинский правопорядок, как и оскорбление, нанесенное во время исполнения таких обязанностей. Поэтому уже в то время, в научной литературе высказывалось предложение внести в диспозицию рассматриваемой нормы уточнение, позволяющее квалифицировать по ней «... оскорбление, нанесенное в связи с исполнением обязанностей по военной службе, независимо от того, находился при этом оскорбитель или оскорбленный при исполнении конкретных служебных обязанностей или не находился»1. Во-вторых, рассматриваемая норма не охватывала применение виновным насилия, выходящего за рамки насильственного оскорбления. В этих случаях органы военной юстиции вынуждены были квалифицировать такие деяния как общеуголовные преступления против личности (ст. ст. 108, 109, 112 УК РСФСР) либо как хулиганство (ст. 206 УК РСФСР), хотя, по 1 Ахметшин Х.М. Вопросы практики применения Закона об уголовной ответственности за воинские преступления: Учебное пособие. М., 1968. С. 30. справедливому замечанию Х.М. Ахметшина, подобная квалификация вовсе не отражала того обстоятельства, что совершенное преступление направлено против установленного порядка несения военной службы1. По-видимому, указанные выше обстоятельства послужили причиной того, что 15 декабря 1983 года Указом Президиума Верховного Совета СССР «О внесении изменений и дополнений в некоторые акты уголовного законодательства СССР» ст. 8 Закона об уголовной ответственности за воинские преступления 1958 года была изложена в совершенно новой редакции, в большей степени соответствующей требованиям уголовноправовой охраны отношений, связанных с военной службой (в ст. 244 УК РСФСР соответствующие изменения были внесены Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 30 января 1984 года «О внесении изменений и дополнений в Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы РСФСР»). При этом следует учитывать и то обстоятельство, что именно период 60-х 70-х годов предположительно является моментом возникновения и активного развития «неуставных отношений» в современном их понимании2, что также является одной из причин рассматриваемых изменений уголовного законодательства. В новой редакции рассматриваемая норма именовала исследуемые преступления нарушениями уставных правил взаимоотношений между военнослужащими при отсутствии между ними отношений подчиненности (что соответствует современной редакции ст.335 УК РФ) и устраняла имевшиеся ранее недостатки диспозиции, предусматривая наряду с побоями и иным насилием (как физическим, так и психическим) ряд новых (квалифицирующих) признаков: в отношении нескольких лиц, причинение потерпевшему менее тяжкого или легкого телесного повреждения, совершение деяния группой лиц или с применением оружия, а равно 1См.: Ахметшин Х.М. Квалификация воинских преступлений: Учебное пособие. М ., 1977. С. 61. 2 См. об этом: Эминов В.Е., Мацкевич И.М. Преступность военнослужащих. Исторический, криминологический, социально-правовой анализ. М.: PENATES ПЕНАТЫ, 1999. С. 71. |