|
169 допустимости иных, кроме «общенародной», форм собственности являлась весьма смелым шагом и одним из наиболее важных индикаторов реального продвижения и глубины реформ. Поэтому в основном речь велась об активизации человеческого фактора.356 Подобные выступления и работы привлекали огромное внимание и вызывали дискуссии. Естественно, что такие дискуссии помогали процессу постепенного снятия запретов и ограничений коммунистической идеологии и появлению тех или иных законодательных актов и, тем более, конкретных новых форм собственности. Хотя использование в качестве реформаторских рекомендаций таких понятий, как «право частной собственности» и «приватизация», продолжало оставаться не только непопулярным, но и потенциально опасным занятием для всего периода 1985-1988 годов.357 Таким образом, 1985-1988 годы можно охарактеризовать как период проведения преимущественно косметических изменений действовавшей системы, когда любые альтернативные формы собственности рассматривались лишь в контексте «многоукладной социалистической экономики» с доминирующим государственным сектором. И все же было бы ошибкой недооценивать этап скрытой приватизации, существенно ускорившийся с 1988-1991 гг. В частности, несмотря на очевидные трудности развития, к 1990 г. в 245 тыс. кооперативов СССР было занято уже более 6 млн. человек. При этом возникли весьма крупные структуры, к примеру, «кооперативные банки». Кстати, обращение к процессам эволюции советской банковской системы показывает, что появление кооперативных банков, по сути, стимулировало процессы разгосударствления специализированных и создания коммерческих банков. В итоге, еще до принятия законов о 336 См. напр.: Коммунист. 1987. №11. С.11-12. См.: Обратного хода нет. Перестройка в народном хозяйстве: общие проблемы, практика, истоки /Ред. Г.Х. Попов. М ., 1990. |
толка, и то лишь применительно к странам Запада и развивающегося мира, то с началом 90-х в России начинается сверхактивное обсуждение приемлемой модели приватизации для внутренних нужд. Сам термин «приватизация» становится одним из наиболее модных и обязательных атрибутов большинства общественных программ и дискуссий. Многие социальные ученые сочли своим долгом изложить личную концепцию приватизации или, по крайней мере, выразить свое отношение к предмету55. В конце 80-х сама постановка вопроса о допустимости иных, кроме «общенародной», форм собственности являлась смелым шагом и одним из наиболее важных индикаторов реального продвижения и глубины реформ. Такие выступления и работы привлекали огромное внимание и вызывали дискуссию. Естественно, что такие дискуссии помогали процессу постепенного снятия запретов и ограничений коммунистической идеологии и появлению тех или иных законодательных актов и, тем более, конкретных новых форм собственности. Хотя использование в качестве реформаторских рекомендаций таких понятий, как «право частной собственности» и «приватизация», продолжало оставаться для периода 1985-1989 годов не только непопулярным, но и потенциально опасным занятием. Таким образом, если 1985-1989 годы можно охарактеризовать как период попыток косметических изменений действовавшей системы, когда любые альтернативные формы собственности рассматривались лишь в контексте «многоукладной социалистической экономики» с доминирующим госсектором, то 1990-1991 годы это годы формирования более систематических реформ или, что точнее, формирования более систематических концепций прорыночных преобразований. Заметный сдвиг произошел в идеологических подходах к вопросам собственности в целом и 55 Формы разгосударствления и приватизации / Сост. Е.М. Белый, Л.И. Наумова. Ульяновск: УЛПИ. 1991; Реализация программы демонополизации, разгосударствления и приватизации в строительстве: Материалы семинара 19-21 ноября 1991 г. / Под ред. Л. М. Каплана. СПб.: ЛДНТП, 1991; Проблемы разгосударствления и приватизации собственности: Тез. докл. науч.-пракг. конф. / Редкол.: В. И. Габ (отв. ред.) и др. Киев: УкрНИИНТИ. 1991. |