|
145 го стремления найти в конкретно-исторических проявлениях относительно непротиворечивого бытия этот универсальный принцип. Не польза и не выгода отдельного индивида, а самореализация каждого вот конечная цель нового этапа в развитии человечества. Эта цель не «застывший в самом себе абсолют». Мы являемся свидетелями того, как его содержание изменяется и уточняется. Например, известный польский социолог Петр Штомпка дополняет принцип самореализации личности принципом ее «самотрансценденции», который означает способность человека «выходить за собственные пределы, прорываться через сдерживающие трудности, «переступать границы».1 Думается, что это важное дополнение, поскольку оно фиксирует внимание на качественных скачках в развитии человека. Краткое рассмотрение генезиса общественного идеала в России позволило выделить специфические особенности, которые оказались востребованы и ассимилированы в современном российском обществе: «Благо общества», меняя свое содержание, остается непременным стержнем всех российских разновидностей >ггопических социальных идеалов. Рабское подчинение «общественному долгу» предполагает полное отречение от себя, своих интересов, своей личности. Это насилие над собой дается тем легче, чем менее развита сама личность. Вектор российских утопий чаще всего направлен в прошлое. Проводимая сверху модернизация общества не требовала идеальных моделей. У ее инициаторов перед их мысленным взором стоял «идеальный» образец конкретного За пада. Социальные идеалы возникали как форма реакции на общественные преобразования. Принцип частного преуспевания был не характерен для большинства социальных идеалов сказались и традиции абсолютизма, и заветы православия. Самым распространенным, для одних сознательным, а для других вынужденным выбором, был выбор жить по Правде, то есть по справедливости. 1 Петр Штомпка. Социология социальных изменений. М., 1996. С.65. |
таких прав необходимо для общей пользы, тем энергичнее восставали они прошв злоупотреблений ими. Лицемерное желание скрыть от нескромных глаз подобные злоупотребления возникает только тогда, когда существующий общественный порядок близится к концу и когда его идеологи сами начинают сомневаться в его правомерности» .* 289 Еще один, но уже прямо противоположный по своей направленности идеал личности сформулировал А.Н.Радищев. Его «истинный человек», или что тоже самое/-V 290 м «сын Отечества» , руководствуется в своей деятельности идеей полезности, «корыстолюбия». Вместе с тем, этот индивидуалистический принцип, утверждающий свободу частной воли, уже отнюдь не абсолютен. Поскольку, но мнению Радищева, люди рождены для общежития, постольку они имеют определенные обязанности: обязанности «1ражданина» по отношению к тому обществу, в котором они живут; обязанности «истинного человека» по отношению к тому обществу, которое должно быть. Интересы этого идеального общества, основанного на законе добродетели, в качестве конечной цели выступают высшим законом, приоритетным по отношению к закону гражданскому и церковному. Заканчивая по необходимости краткое рассмотрение генезиса общественного идеала в России, выделим те их специфические особенности, которые оказались востребованы и ассимилированы массовым сознанием современного российского общества: □ «Благо общества», меняя свое содержание, остается непременным стержнем всех российских разновидностей утопических социальных идеалов. Рабское подчинение «общественному долгу» предполагает полное отречение от себя, своих интересов, своей личности. Это насилие над собой дается тем легче, чем менее развита сама личность. □ Вектор российских утопий чаще всего направлен в прошлое. Проводимая сверху модернизация общества нс требовала идеальных моделей. У ее инициаторов перед их мысленным взором стоял «идеальный» образец конкретного Запада. Социальные идеалы возникали как форма реакции на общественные преобразования. '8S См.: Л.П.Сумароков Избранные произведения, Л., 1957, С. 189-202,279-281. 289 Г.В.Плеханов...Т.ХХ1, С.224. 240 См. А.Н.Радищев. Полное собрание сочинений, Т.2,... С. 146-147. 207 □ Принцип частного преуспевания был не характерен для большинства социальных идеалов сказались и традиции абсолютизма, и заветы православия. Самым распространенным, для одних сознательным, а для других вынужденным выбором, был выбор жить по Правде, то есть по справедливости. □ Для всех сословий и социальных групп было характерно не рационализированное, а полумистическое, построенное на вере отношение к идеалам общественного устройства. Восприятие идеала в рамках мифологического сознания придавало ему психологическую устойчивость, которую очень трудно было поколебать вербальным и даже грубым физическим воздействием на человека. □ Принцип «народности» в официальном идеале носил не этническую, а государственную окраску. Россияне изначально идентифицировали себя нс с нацией, а с державой многонациональным государством. Абсолютизм не оставлял свободы выбора. Царь отец всею народа, а подданные царя, вне зависимости от их этнической принадлежности, воспринимали себя прежде всего как дети, подданные и холопы государя. □ Идея мессианства русского народа прочно вошла в ткань массового сознания. Гумилев справедливо отмечает, что «...Способность жертвовать собой 291 ради идеала это и есть проявление пассионарности» , и что эта жертвенность была характерна для всех периодов русской истории, даже тех, когда она была нерациональна, напрасна. И общественная практика, и представления о должном состоянии общества формировали привычку к единому центру идеологического воздействия, управления. На заключительном этапе дореволюционной истории России его функцию выполняла церковь. Распространение приемов сс деятельности на новые идеологические структуры было явлением понятным и даже ожидаемым. 2.4. Интегративный общественный идеал Общественный идеал «царства разума» определил одно из основных направлений европейской общественной мысли на два с лишним столетия. Даже критическая реакция на нею по началу представляла собой абсолютизацию одной из его основ. В частности, индивидуалистической реакцией на нссостоявшийся рационализм социального идеала Просвещения можно считать те постулаты «философии жизни», 208 интересов социума перед личностью, и ни примат интересов личности перед социумом, а их гармонизация на основе интеграции. Задача гармонизации снимает всегда плохо разрешавшуюся общецивилизационную проблему действительного учета индивидом интересов социума. Издержки насильственного решения этой проблемы стали очевидны еще мыслителям античности. Попытки саморегуляции, самоограничения, будь то концепция «разумного эгоизма» или «разумных потребностей» в рамках модернистскою рационализма тоже могла быть только паллиативом. Гармония как цель и как средство ес достижения, как жизненный принцип предполагает самоограничение, обеспечивающее соразмерность процессов, в которые включен человек. Уже отмеченные попытки идеализации архаичных форм жизнедеятельности представляют собой выражения не всегда осознанного стремления найти в конкретно-исторических проявлениях относительно непротиворечивого бытия этот универсальный принцип. Экономически и социокультурно обеспеченное стремление человека к гармонии не означает утверждения (пока только в сознании) утопичного по своей природе «совершенного застоя». Немногие произведения искусства, которые признаются сегодня гармоническими (а представления о таком качественном состоянии не один раз менялись и еще будут меняться) напоминают о том, какой сложной и полной в этой своей сложности была жизнь их авторов. Нс польза и не выгода отдельного индивида, а самореализация каждого вот конечная цель нового этапа в развитии человечества. Эта цель не «застывший в самом себе абсолют». Мы являемся свидетелями того, как его содержание изменяется и уточняется. Например, известный польский социолог Петр Штомпка дополняет принцип самореализации личности принципом ее «самотрансценденции», который означает способность человека «выходить за собственные пределы, прорываться через сдерживающие трудности, «переступать границы».32'' Думается, что это важное дополнение, поскольку оно фиксирует внимание на качественных скачках в развитии человека. 127 Петр Штомпка. Социология социальных изменений. М., 1996. С.65. 222 |