|
90 таких случаях дело кончается опасным мятежом, причем опасность обращается не столько против главы государства, сколько против низших властей».1 Даже во времена Смуты, когда гибель нескольких претендентов на российский престол так или иначе была связана с народными волнениями, эти волнения не были направлены против института монархии как таковой, они тем более не преследовали дели ограничения полномочий монарха. Речь шла о том, чтобы возвести на престол «доброго царя». Сложившаяся привычка к самодеятельности на протяжении всего XVII в. проявлялась в многочисленных народных волнениях, вызванных усилением режима абсолютизма, но она не породила и не могла породить качественно новых представлений о должном обществе и уже к следующему столетию практически сошла на нет. Царистские настроения вплоть до конца XIX в. сопровождали все скольнибудь значительные народные движения. Например, Емельян Пугачев, выдавая себя за царя Петра Федоровича] освобождал крестьян от крепостной зависимости и провозглашал их «рабами собственной короны» И даже в 1905 г. священнику Талону без особого труда удалось организовать верноподданническое шествие столичных рабочих к Зимнему дворцу. Все это свидетельствует о том, что патерналистские отношения, авторитарная власть в лице самодержавия представляли собой устойчивый элемент идеалов общественно-политического устройства, они четко выражали социокультурную традицию, функционирующую в массовом сознании россиян. В Западной Европе в начале XVIII в. мыслители эпохи Просвещения начали завершающий этап работы над идеалом «царства разума». Российские просветители в это время укрепляли идеал абсолютной монархии. Исторический парадокс просветительства заключался еще и в том, что «просвещенные представители русского привилегированного сословия приспособляли к на1 Олеарий «Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно», СПб, 1906, С.200-201. |
'УПС были». Он был твердо убежден, что даже бояре едят его хлеб, что все, чем владеют россияне, есть собственность государя. А его действия действия великого государя и помазанника Божия нс подлежат суду' человеческому. Как справедливо замечал Г.В.Плеханов, «эта мысль о безграничности царской власти была чужда всякого элемента утопии ...ее полное соответствие ходу общественною развития вело за собой то, что в пределах Московского государства она никак не могла встретиться с противоположной ей мыслью о народном самодержавии, которая нередко враждебно сталкивалась с ней на Западе даже в монархической Франции. Холопы были не способны дорасти и до несравненно менее широкой мысли об ограничении прав высших классов общества какими-нибудь законными нормами».* 276 277 И князь Курбский, выражавший интересы боярства, и представители российского духовенства, будь то Иосиф Полоцкий, валаамские чудотворцы Сергей и Герман, и «западники» Хворостин, Котошихин, в своих политических воззрениях не поднимались до проблем общественного устройства. В их трудах речь шла лишь о способах государственного правления, о том, что царь, управляя страной по божьим законам, должен быть добр и милосерден к своим подданным. Известный европейский путешественник Олеарий писал в XVII в. после посещения Московии, что «русские, в особенности из простонародья, в рабстве своем и под тяжким ярмом, из любви к властителю своему, могут многое перенести и престрадать, но если при этом мера оказывается превзойденною, то ...в таких случаях дело кончается опасным мятежем, причем опасность обращается нс столько против главы государства, сколько против низших властей» Даже во времена Смуты, когда гибель нескольких претендентов на российский престол так или иначе была связана с народными волнениями, эти волнения нс были направлены против института монархии как таковой, они тем более не преследовали цели ограничения полномочий монарха. Речь шла о том, чтобы возвести на престол «доброго царя». В первой главе мы уже отмечали, что кризисные периоды провоцируют рост социальной активности, индивидуалистических настроений. Начало XVII в. в России в этом смысле нс было исключением. Г.В. Плеханов отмечал: «Исследователи говорят 2 5 Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. М., 1993. С.26. 276 Плеханов Г.В. Соч. Т.ХХ, С.223-224. 277 Олеарий «Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно», СПб, 1906, С.200-201. 193 иногда о воспитательном значении Смутного времени. И нельзя не согласиться, что значение это было далеко немаловажно. Смута принудила людей Московского 278 государства к самодеятельности». Сложившаяся привычка к самодеятельности на протяжении всего XVII в. проявлялась в многочисленных народных волнениях, вызванных усилением режима абсолютизма, но она не породила и не могла породить качественно новых представлений о должном обществе и уже к следующему столетию практически сошла на нет. Царистские настроения вплоть до конца XIX в. сопровождали вес сколь-нибудь значительные народные движения. Например, Емельян Пугачев, выдавая себя за царя Истра Федоровича, освобождал крестьян от крепостной зависимости и провозглашал их «рабами собственной короны» И даже в 1905 г. священнику Гапону без особого труда удалось организовать верноподданническое шествие столичных рабочих к Зимнему дворцу. Все это свидетельствует о том, что патерналистские отношения, авторитарная власть в лице самодержавия представляли собой устойчивый элемент идеалов общественного устройства, четко выражающую социокультурную традицию функционирующую в массовом сознании россиян. В теоретическом плане идеал абсолютной монархии, конечно, претерпевал со временем определенную трансформацию. Уже в XVII в. Юрий Крижанич проповедует не только, неподсудность монарха людскому суду, но и неизбежность над ним суда божьего, если он сознательно творит зло и попирает естественные права своих подданных. В Западной Европе в начале XVIII в. мыслители эпохи Просвещения начали завершающий этап рабогы над идеалом «царства разума». Российские просветители в это время укрепляли идеал абсолютной монархии. Исторический парадокс заключался еще и в том, что «просвещенные представители русского привилегированного сословия приспособляли к нашему домашнему употреблению идеи, постепенно вырабатывавшиеся в процессе борьбы непривилегированного населения Запада с 279 тамошней духовной и светской аристократией». Используя теорию естественного права для рационального обоснования абсолютизма, «птенцы Петровы» закладывали под него мину замедленного действия. Уже Татищев понимал, что с позиции этой теории крепостничество в принципе не * 279 275 Плеханов Г.В...Т.ХХ, С.206. 279Плеханов Г.В...Т.ХХ1, С.83. 194 |