|
64 текстов, принадлежавших некогда к единой устно-поэгической сфере”. О чем это говорит? В первую очередь о том, что в национальную культуру и в народное сознание врастали такие “правовые” понятия, которые обладали скорее нравственно-этическим, чем строгим юридическим значением, и оформлены были они в символическом, а отнюдь не в категориальном, понятийном виде. Древнеславянские “правда и кривда”, “суд (усуд) и ряд”, ? ? а преступление и доля существенно отличались от правосудия , права , “справедливости” и “благозакония” в римском и греческом праве. Более того, для русского национального этоса в силу религиозной ^ ч . традиции было свойственно и далее вошло в архетипические пласты сознания коллективное, соборное бытие человека, не отделявшего свою личность, индивидуальность, от сообщества. В России складывались особые отношения собственности и, соответственно, особое определение собственником “себя” как субъекта, которому нечто принадлежит. “Право, правовая культура экономически связаны с индивидуальной собственностью, а V / идеологически, точнее духовно, с осознанием человеком своей индивидуальности, самостоятельности, собственной сущности”.40 Эта с с самостность”, основанная на собственности, которая относительно эмансипирует индивида от власти государства, не была выработана в русском крестьянине, отсюда и пошла массовая культура, которая поддерживала соответствующие “инфантильные” нормы и эталоны социального поведения зависимых от государства субъектов. В такой канве продолжала разви39 Иванов В.В., Топоров В.Н. Древнее славянское право, архаичные мифопоэтические основы и источники в свете языка // Формирование раннефеодальных славянских народностей. М., 1981. С. 10. 40 Семитко А.П. Русская правовая культура, мифологические и социальноэкономические истоки и предпосылки // Государство и право. 1992. № 10. С. 110. |
греками Фемиды или Юстиции у римлян. Специальный семантический анализ показал, как свидетельствуют специалисты в этой области, что «при всей специфичности жанра юридических текстов в ряде важных отношений они очень сходны с текстами народной устно-поэтической традиции... Это сходство свидетельствует о единстве истоков юридических и фольклорных текстов, принадлежавших некогда к единой устно-поэтической А Сч сфере». О чем это говорит? В первую очередь о том, что в национальную культуру и в народное сознание врастали такие «правовые» понятия, которые обладали скорее нравственноэтическим, чем строгим юридическим значением, и оформлены были они в символическом, а отнюдь не в категориальном, понятийном виде. Дрезнеславянские «правда и кривда», «суд (усуд) и ряд», «преступление и доля» существенно отличались от «правосудия», «права», «справедливости» и «благозакония» в римском и греческом праве. Более того, для русского национального этоса в силу религиозной традиции было свойственно и даже вошло в архетипические пласты сознания коллективное, соборное бытие человека, не отделявшего свою личность, индивидуальность, от сообщества. В России складывались особые отношения собственности и, соответственно определение собственником «себя», как субъекта, которому нечто принадлежит. «Право, 31 45 Иванов В.В., Топоров В.Н. Древнее славянское право: архаичные мифопоэтические основы и источники в свете языка // Формирование раннефеодальных славянских нароностей. М., 1981. С.10. правовая культура экономически связаны с индивидуальной собственностью, а идеологически, точнее духовно, с осознанием человеком своей индивидуальности, самостоятельности, собственной сущности».46 Эта «самостность», основанная на собственности, которая относительно эмансипирует индивида от власти государства, не была выработана в русском крестьянине, отсюда и пошла массовая культура, которая поддерживала соответствующие «инфантильные» нормы и эталоны социального поведения зависимых от государства субъектов. В такой канве продолжала развиваться традиция социальной адаптации и включения представителей все новых российских поколений в социальную сферу. г Процесс формирования российской правовой культуры развивался в рамках оппозиции права и морали, причем побеждала, в отличие от западноевропейских традиций, мораль. В представлениях наиболее блестящих русских мыслителей этот факт отразился в полной мере. У Б.Н.Чичерина право олицетворяет и ограничивает законом внешнюю, социальную свободу человека, а вот внутренняя его свобода регулируется нравственностью и религиозной верой. М.М.Ковалевский исходил из требований общественной солидарности и вытекающей из нее идеи долга, который и определяет все личные права. Н.М.Коркунов отделял право от нравственности, как инструментальные отношения, регулирующие столкновения обществен82 Семитко А.П. Русская правовая культура: мифологические и социально-экономические истоки и предпосылки // Государство и право. 1992. №10. С.110. |