|
(цели, интенции). При разъяснении речевой мотивированности подобных высказываний возможно доказать, что сам текст не содержит никаких элементов, которые можно было бы интерпретировать как оскорбительный смысл. При «удалении» прагматики значение подобных высказываний можно объяснить семантикой компонентов, предполагаемых целым высказыванием и вытекающей из простого соединения частей. Такое объяснение исключает поиск содержательных компонентов, предполагаемых целым высказыванием, трудновыводимых из механического суммирования его частей. Речевую мотивированность анализируемых высказываний возможно вывести и непосредственно из коммуникативного замысла журналиста, совмещающего информативную и художественную составляющие. Большую роль играют в них имплицитные смыслы, возникающие вследствие того, что определенная часть смыслового содержания не получает формального выражения, хотя предстает актуальной для высказывания в контексте последующей статьи. Оценка коммуникативной стратегии умаления достоинства объекта текста носит субъективный характер, в ее основе лежит «баланс норм отправителя и получателя сообщения» [Шварцкопф, 1996: 418]. Другими словами, диапазон коммуникативной свободы автора газетно-публицистического текста устанавливается субъективно: что уместно с точки зрения журналиста, оказывается ненормативным для субъекта текста. Субъективное прочтение критической публикации определяет разную реакцию на один и тот же стимул у разных адресатов. Как подчеркивает В.И. Жельвис, «объективная оскорбительность слова еще не обязательно вызывает субъективную оскорбительность» [Жельвис, 2000: 228]. Каждый участник ситуации конфликта дискурсов применяет речевые средства в качестве выражения именно своего отношения к актуальным социальным событиям, воспринимает собственную позицию в качестве «центральной», ранжируя своих оппонентов по отношению к себе в соответствии со своими оценками. У оппонентов, находящихся в одной и той же речевой ситуации, оформляются существенно несходные |
конструкций. На их основе в тексте возникают конвенциональные импликатуры, семантические пресуппозиции, составляющие условия успешности речевого высказывания. Подобные коммуникативные наслоения, как правило, и становятся причиной информационного конфликта, переводят инвективные высказывания в разряд игровой семантики. Ср. следующие примеры заголовков статей: «Слишком много мусора. Выборы в Багратионовске «курировала» милиция» (КНК, апрель-май, 2004у №207у с.1); «Ах, Анжелика... завалила депутата! Но не в постели, а в суде» (КНК, август, 2004, №221, с.З); «Я взятки беру...борзыми щенками! Н.В. Гоголь создал бессмертный образ «честного» судьи. А г-н Фалеев сегодня воплощает его в жизнь?» (НКК, июль, 2004, №216, с.З). Подобные высказывания дают журналисту возможность потенциально скрыть прагматические моменты создания газетнопублицистического текста (цели, интенции). При разъяснении речевой мотивированности подобных высказываний возможно доказать, что сам текст не содержит никаких элементов, которые можно было бы интерпретировать как оскорбительный смысл. При «удалении» прагматики значение подобных высказываний можно объяснить семантикой компонентов, предполагаемых целым высказыванием и вытекающей из простого соединения частей. Такое объяснение исключает поиск содержательных компонентов, предполагаемых целым высказыванием, трудновыводимых из механического суммирования его частей. Речевую мотивированность анализируемых высказываний возможно вывести и непосредственно из коммуникативного замысла журналиста, совмещающего информативную и художественную составляющие. Большую роль играют в них имплицитные смыслы, возникающие вследствие того, что определенная часть смыслового содержания не получает формального выражения, хотя предстает актуальной для высказывания в контексте последующей статьи. 97 Оценка коммуникативной стратегии умаления достоинства объекта текста носит субъективный характер, в ее основе лежит «баланс норм отправителя и получателя сообщения» (Шварцкопф 1996: 418). Другими словами, диапазон коммуникативной свободы автора газетно-публицистического текста устанавливается субъективно: что уместно с точки зрения журналиста, оказывается ненормативным для субъекта текста. Субъективное прочтение критической публикации определяет разную реакцию на один и тот же стимул у разных адресатов. Как подчеркивает В.И. Жельвис, «объективная оскорбительность слова еще не обязательно вызывает субъективную оскорбительность» (Жельвис 2000: 228). Каждый участник ситуации конфликта дискурсов применяет речевые средства в качестве выражения именно своего отношения к актуальным социальным событиям, воспринимает собственную позицию в качестве «центральной», ранжируя своих оппонентов по отношению к себе в соответствии со своими оценками. У оппонентов, находящихся в одной и той же речевой ситуации, оформляются существенно несходные представления о произошедшем и возникают существенно несовпадающие оценки своей роли в социальной действительности. Приведем примеры высказываний, в которых содержался, по мнению истца, оскорбительный смысл, который в речевом отношении носит имплицитный характер. 1) Ну да, когда сотрудника НАШЕЙ милиции волновали интересы населения? У такого бывалого мента, как Б., и слова-то такого в лексиконе нет: «население». У него все четко: «терпилы» и «обвиняемые». В крайнем случае, свидетели. Да, еще понятые» (НКК, апрель, 2004, №207, с. 15). Речевые ресурсы высказывания не выражают прямого оскорбления сотруднику милиции, но имплицитно создают отрицательный психологический и эмоциональный фон для негативного восприятия высказываний о нем. Общая негативно-оценочная тональность создается намеренным подбором лексем, преимущественно просторечных, разговорных и жаргонных, в значении 98 |