|
133 подчеркивает тот факт, что языковая личность журналиста при критическом освещении событий как бы расщепляется на субъект критики и субъект наблюдения. Восприятие критических событий, таким образом, становится не связанным с индивидуальным опытом журналиста, является достоянием всех лиц, способных к восприятию: пишущий проигрывает ситуацию за себя и за Другого, что, по мнению первого, снимает с него ответственность за потенциально инвективный характер публикации. Происходит диструкция пишущего субъекта, «раскалывание» между двумя пространствами. Журналист при этом делает акцент на иронии как способе существования бытия, содержащем в равной степени как когнитивное (первое пространство), так и эмотивное (второе пространство) начало. Например: «Судью гусевского городского суда А.Н. Баркову простодушие пейзанки растрогало до слез. Так что с учетом престарелого возраста, состояния здоровья и глубокого раскаяния подсудимой ... влепила слуга Фемиды бабушке всего один год лишения свободы. Да и то условно» (КНК, август, 2004, N° 221, с. 12); «То ли рассказ про разбитую машину так ее впечатлил, то ли положительные характеристики и раскаяние Лебедевой... В общем влепила неподкупная слуга Фемиды Елене Владимировне Лебедевой 2 года условно и отпустила на все четыре стороны...» (КНК, август, 2004, №222, с. 16). Ирония в этих случаях можно охарактеризовать как противоречие между видимостью и реальностью, которое раскрывается в процессе субъективного понимания актуальных социальных проблем. В реальности эмоции судьи не могут стать основанием для вынесения судебного решения. В своей деятельности судья руководствуется сводом определенных законов, а не собственным субъективным мнением. Прагматическая цель анализируемых фигур иронии дискредитация профессиональной деятельности и компетентности представителей судебных |
гистров человеческого общения, социальная и стилистическая дифференциация языка (формирование функциональных стилей и речевых жанров) и заимствования. Прагматический комический эффект публикации усиливается и посредством введения с нарушенной логической последовательностью, которая подчеркивает тот факт, что языковая личность журналиста при критическом освещении событий как бы расщепляется на субъект критики и субъект наблюдения. Восприятие критических событий, таким образом, становится не связанным с индивидуальным опытом журналиста, является достоянием всех лиц, способных к восприятию: пишущий проигрывает ситуацию за себя и за Другого, что, по мнению первого, снимает с него ответственность за потенциально инвективный характер публикации. Происходит деструкция пишущего субъекта, «раскалывание» между двумя пространствами. Журналист при этом делает акцент на иронии как способе существования бытия, содержащем в равной степени как когнитивное (первое пространство), так и эмотивное (второе пространство) начало. Например: «Судью гусевского городского суда А.Н. Баркову простодушие пейзанки растрогало до слез. Так что с учетом престарелого возраста, состояния здоровья и глубокого раскаяния подсудимой ... влепила слуга Фемиды бабушке всего один год лишения свободы. Да и то условно» (НКК’ август, 2004, № 221, с. 12); «То ли рассказ про разбитую машину так ее впечатлил, то ли положительные характеристики и раскаяние Лебедевой... В общем влепила Ю., неподкупная слуга Фемиды, Елене Владимировне Лебедевой 2 года условно и отпустила на все четыре стороны...» (НКК, август, 2004, №222, с. 16). Ирония в этих случаях можно охарактеризовать как противоречие между видимостью и реальностью, которое раскрывается в процессе субъектив107 ного понимания актуальных социальных проблем. В реальности эмоции не должны быть основанием для вынесения судебного решения. Прагматическая цель анализируемых фигур иронии дискредитация профессиональной деятельности и компетентности представителей судебных органов власти. Подобный факт речи достаточно трудно признать оскорблением, поскольку в данном случае отсутствует неприличная форма выражения иллокутивного намерения журналиста. Насмешка обладает двоякой иллокутивной установкой: с одной стороны, она нацелена на имплицитное выражение враждебного отношения к оппонентам дискурса, с другой стороны, она сохраняет свою исходную фатическую функцию, поддержания контакта с третей стороной свидетелями конфликта. Множественность точек зрения делает насмешку оценочно-политональной, а имплицитно-авторские оценки задают газетно-публицистическому выступлению основную оценочную доминанту. Уже предшествующие иллюстрации намечают проблему варьирования онимов. См. в последнем примере корреляцию Лебедевой Елене Владимировне Лебедевой, которая мотивируется не только стремлением избежать полного повтора. Она специально рассматривается в следующем подразделе. 108 |