|
96 В результате языковой трансформации фактов во мнение, смысловое поле информации получает, как правило, имплицитную форму речевой реализации. Косвенные смыслы «вырисовывают» объект критики неоднозначно, в большей степени намекают на концептуальное содержание наивной картины мира объекта, чем информируют о ней. Используемые при этом речевые средства обладают многозначностью, утверждения подразумеваются, а не проговариваются. Реципиент текста, в пресуппозиционном плане осознающий «слабые места» собственного социального поведения, воспринимает мнение журналиста как утверждение фактов, таким образом реализует иной код прочтения статьи. Участники конфликта исходно выдвигают разные требования к речевому отражению факта и мнения, что и становится источником противоборства между различными дискурсами, которые представляют собой различные способы понимания объективного мира. Как свидетельствуют наши наблюдения, именно имплицитно представленное в газетной публикации мнение журналиста становится основанием для реципиента текста возбудить судебный иск. Объяснение этому чисто психологическое: имплицитная критика, даже представленная в форме мнения, воспринимается лицом, занимающим высокое социальное положение, как языковая агрессия, как посягательство на собственный социальный статус. В результате объект текста выдвигает собственную точку зрения на смысловое поле публикации (тоже мнение). Не случайным поэтому предстает решение судебной инстанции произвести лингвистическую экспертизу журналистского текста по вопросу содержания в нем фактов и мнений. Коммуникативная свобода автора журналистского текста вполне допускает широкий диапазон выражения своего мнения от критического до смягченного. В языковом сознании журналиста оно не является оскорблением словом, однако в языковом сознании объекта текста оно предстает инвективным речевым ходом. Критика, другими словами, предстает для объекта текста как оскорбление социального статуса. По мере нарастания напряжен |
лице, о котором ведется критическое повествование. Журналист рисует образ и посредством иронии передает свое негативное отношение к нему. В критическом газетно-публицистическом выступлении речевые средства имплицитной оценки «скрывают» собственное мнение автора публикации. При этом отрицательное отношение автора к описываемым событиям подчеркивается употреблением экспрессивных лексем, относящихся к разговорно-просторечному стилю. Ср.: «До чего же все-таки гуманны судьи Р. и У в янтарном крае! Сыщики-милиционеры порою землю носом роют, устраивают засады, с поличным берут злодеев а в суде их ждет смешное наказание» (НКК, №213, июнь, 2004, С.З). Разговорно-просторечная лексика способствует индуктивному обобщению факта в данном высказывании, которое в связи с этим нельзя считать истинным суждением, отражающим фрагмент реальной действительности. Модальность мнения выражается и оценочным атрибутивным словосочетанием «смешное наказание», оценка пропозиции которого осуществляется по шкале «хорошо/плохо». В результате языковой трансформации фактов во мнение, смысловое поле информации получает, как правило, имплицитную форму речевой реализации. Косвенные смыслы «вырисовывают» объект критики неоднозначно, в большей степени намекают на концептуальное содержание наивной картины мира объекта, чем информируют о ней. Используемые при этом речевые средства обладают многозначностью, утверждения подразумеваются, а не проговариваются. Реципиент текста, в пресуппозиционном плане осознающий «слабые места» собственного социального поведения, воспринимает мнение журналиста как утверждение фактов, таким образом, реализует иной код прочтения статьи. Участники конфликта исходно выдвигают разные требования к речевому отражению факта и мнения, что и становится источни89 |