|
Комиссия состояла из трех человек, назначавшихся решением Политбюро. В 1928 г. в нее входили Янсон, Менжинский, Шкирятов. В 1930-е гг. председателем Комиссии являлся М.И. Калинин' . Комиссия по политическим (судебным) делам являлась высшей инстанцией в стране по рассмотрению дел, касающихся приговоров о применении смертной казни. Таким образом, в стране существовала система рассмотрения дел по обвинению граждан в деяниях, по которым предусматривалась «высшая мера социальной защиты». Эта система охватывала все партийные и государственные органы страны. Во главе стояло Политбюро ЦК ВКП (б). Эта система предусматривала право партийных органов давать указания судебным и прокурорским органам, которые должны были лишь формально своими решениями оформлять партийные директивы. Комиссия ЦК ВКП (б) по политическим делам распространяла свою деятельность на всю территорию СССР, на все республики, края, области, включая и Курский регион288. Фактически годы террора сделали обычным положение, при котором отказ от всякой самостоятельности в политической сфере, слепое подчинение любым директивам, перестраховка, боязнь ответственности стали массовыми чертами повседневного общественного поведения. Более того, постоянное присутствие страха в обществе, подчиненном необъятной личной власти, способствовали прямому росту политической безнравственности. Доносы, клевета, наушничество и оговоры вошли в обиход общественной жизни, стали частью быта советских людей. Сверх того при отсутствии демократии деятельность по созданию и распространению духовных ценностей подвергались беспощадному организационно-политическому давлению. Все ее формы и все ее стадии становились предметом неусыпного контроля, детального регулирования, постоянного вмешательства со стороны партийных и идеологических организаций, правоохранительных структур. 123 287РГЛСП И.Ф. 17.0п.З .Д. 7 1п.Л.З; Д.898.Л.5. 288 РГЛСПИ.Ф. 17.0п. 162.Д.З Д . 122. |
но и одновременно свидетельствует о желании улучшить состояние дел в ведущем творческом коллективе области. Таким образом, годы террора сделали обычным положение, при котором отказ от всякой самостоятельности в политической сфере, слепое подчинение любым директивам, перестраховка, боязнь ответственности стали массовыми чертами повседневного общественного поведения. Более того, постоянное присутствие страха в обществе, подчинённом необъятной личной власти, способствовали прямому росту политической подлости и политической безнравственности. Доносы, клевета, наушничество и оговоры вошли в обиход общественной жизни, стали частью быта советских людей. Обусловленная господством деспотической власти распространённость двойного сознания и двойного поведения в труде и общественной жизни имела тем более опасные последствия, что она дополнялась и усугублялась раздвоением многих сфер культуры в их высших, идеологизированных формах. Понятно, что подобную двухслойность культуры 1930-х гг. нельзя прямо относить к последствиям антидемократических политических порядков. Но с такими порядками непосредственно связаны некоторые другие раздвоения «высокой» культуры, напоминающие общую раздвоенность повседневной жизнедеятельности, о которой шла речь выше. Как и все современники, профессиональные деятели культуры от рядовых учителей, библиотекарей, музейных сотрудников до крупных учёных, художников, писателей сознавали грандиозные масштабы и историческую значимость многих событий, участниками которых они стали в 1930-е гг. Скорее всего, они сознавали величие совершающегося даже яснее, чем остальные, ибо по природе своих занятий обладали большими знаниями, большим кругозором, большей способностью к рефлексам, более острой эмоциональной реакцией. Одновременно и по тем же причинам они сильнее всех ощущали (а иные из них и сознавали) противоречивые последствия господства политического деспотизма. Сверх того при отсутствии демократии деятельность по созданию и распространению духовных ценностей подвергались беспощадному организационно-политическому давлению. Вес ее формы и все ее стадии становились предметом неусыпного контроля, детального регулирования, постоянного вмешательства со стороны партийных и идеологических организаций. С особой силой прямой политический нажим сказывался в сфере культуры и искусства. Страдало нравственное здоровье творческой интеллигенции. И, прежде всего, из-за того, что ей почти невозможно было не сознавать присутствия двойственности, если не прямой лжи, в требованиях, которые власть предъявляла к творческой деятельности. Литераторы и художники должны были либо отказаться от нормального контакта с народом, либо сознательно согласиться с неполным, не до конца искренним отношением к действительности. Проведенное исследование показало, что всесторонний анализ общественной жизни, честное озражение ее в искусстве, правдивая пропаганда оказались в рассматриваемый период невозможными. Вместе с тем, следует подчеркнуть, что в 1930-е г. правительственная репрессивная политика в советском обществе была стержневой линией, определяющей отношение партийно-государственного руководства к деятелям культуры и искусства как политику «кнута и пряника». В роли «пряника» выступали торжественные обещания и любовь вождей, премии и звания. В лице органов ОПТУ-НКВД карательная политика проявлялась в разных видах административного, судебного и несудебного насилия. Ко второй половине 1930-х гг. открытых проявлений инакомыслия в Советском Союзе в целом и в Курской области в частности фактически уже не было. К этому же времени максимально раскручивается маховик репрессий, с помощью которого велась уже не столько борьба с инакомыслием как таковым, сколько профилактика его возможности возникновения. |