Проверяемый текст
(Диссертация 2004)
[стр. 50]

культурных норм многодетности семьи на протяжении всей цивилизованной истории человечества к эре постепенного исчезновения многодетной семьи с исторической сцены.
Реальные изменения семейных структур в XX веке
позволяют говорить о переходе от социальных норм высокой рождаемости к нормам низкой рождаемости, к уменьшению детности семьи (вплоть до массовой однодетности), роста разводимости и падения брачности, поскольку нет никаких биологических и стихийных социальных защитных механизмов, останавливающих эти тенденции на каком-то безопасном для общества уровне.
Данные статистики и социологических исследований зафиксировали следующие тенденции в изменении структуры
современной семьи: массовая малодетность, однодетность или бездетность семьи.
массовая нуклеаризация семьи, уменьшение доли семей, состоящих из трех поколений, увеличение доли одиноких престарелых людей, получающих уход вне семей их взрослых детей; снижение брачности и увеличение доли нерегистрируемых сожительств и удельного веса незаконнорожденных детей в этих сожительствах; увеличение доли одиноких матерей (материнство вне брака); рост доли неполных семей с одним родителем и детьми; распространение повторных браков мужчин и в меньшей степени женщин и соответственно семей, где один из родителей не является кровным и воспитывает «чужого» ребенка; увеличение доли семей смешанного типа, где имеются дети от повторного брака и от первых браков каждого из супругов.
Большинством социологов-фамилистов У.
Гуд, А.Г.
Харчев, М.С.
Мацковский и др.
эти изменения в осуществлении супружества-родительства-родства рассматриваются как следствие незакончившегося перехода от традиционной семьи к современной,
как затянувшегося перехода, связанного с негативными моментами «развития семьи» и потому нуждающегося в ускорении движения к идеалу конъюгальности.
Голоса тех, кто считает эти изменения
следствием кризи
[стр. 26]

друга, независимо от предписаний родства и традиций обмена приданым и выкупа невесты (хотя и при сохранении имущественных интересов и системы наследования, закрепляемых брачным контрактом).
В-девятых, переход от культуры многодетности с жестким табу на применение контрацепции к индивидуальному вмешательству в репродуктивный цикл, т.е.
к предупреждению и прерыванию беременности; этот переход также устраняет необходимость в удлинении репродуктивного периода жизни посредством приближения к физиологическим границам срокам начала и конца деторождения, посредством ранней и сплошной брачности, традиций пожизненного брака.
Квинтэссенцией и интегральным выражением всех перечисленных выше семейных изменений является, в-десятых, переход от эры стабильной системы норм многодетности семьи на протяжении всей письменной истории к эре непрерывного исчезновения многодетности семьи с исторической сцены.
Реальные изменения семейных структур в XX в.

на всех континентах позволяют говорить о переходе к эпохе спонтанного уменьшения детности семьи (вплоть до массовой однодетности) разводимости и падения брачности, поскольку нет никаких биологических и стихийных социальных "защитных механизмов", останавливающих эти тенденции на каком-то безопасном для общества уровне.
В XX в.
все исторические тенденции, свойственные модернизации общества, сохранили свою направленность, углубились и расширились, и на пороге XXI в.
в большинстве промышленноразвитых стран в полной мере обнаружили себя последствия исторического отмирания норм многодетности, исчезновения семейного производства как преимущественного, последствия элиминирования семейной экономики, ослабления посреднической роли семьи и ее положения среди социальных институтов и во взаимоотношениях с институтом государства.
Данные статистики и социологических исследований зафиксировали следующие тенденции в изменении структуры
конъюгальной семьи: массовую нуклеаризацию семьи, уменьшение доли семей, состоящих из трех поколений, увеличение доли престарелых одиночек, получающих уход вне семей их взрослых детей; снижение брачности и увеличение доли нерегистрируемых со-жительств и удельного веса незаконнорожденных детей в этих сожи108 тельствах, увеличение доли матерей-одиночек (материнство вне брака), рост доли "осколочных" семей с одним родителем и детьми, распространение повторных браков мужчин и в меньшей степени женщин и соответственно семей,' где один из родителей не является кровным и воспитывает "чужого" ребенка, увеличение доли семей смешанного типа, где имеются дети от повторного брака, и от первых браков каждого из супругов; массовую малодетность и однодетность семьи, вызванную массовой потребностью семьи в одном-двух детях, а не какими-либо помехами к реализации "большой" потребности в детях.
Большинством ученых в мире эти изменения в осуществлении супружества-родительства-родства рассматриваются как следствие незакончившегося перехода от "традиционной" семьи к "современной", но тем не менее как затянувшегося перехода, связанного с негативными моментами "развития семьи" и потому нуждающегося в ускорении движения к идеалу конъюгальности.
Поэтому и выдвигаются предложения о проведении семейной политики, по сути сводимой к семейной терапии разного рода, облегчающей отдельным семьям становление "нового" и изживание "старого".
Голоса тех, кто считает эти изменения
проявлением не просто кризиса семьи как института, а кризиса самого общества, немногочисленны.
В значительной степени это связано с трудностями гносеологического преодоления опыта личной семейной жизни и неразработанностью вопроса о критериях оценки эффективности семьи как института.
Рассмотрим в связи с этим возможности научной оценки выполнения семейных функций и различения понятий дезорганизации, краха и кризиса семьи.
Крах, кризис и дезорганизация семьи связаны с различием в степени невыполнения основных функций.
Если под последним понимать прекращение деторождения и (или) неспособность родителей содержать детей, а также выращивание правонарушителей и преступников, то тогда следует говорить о полном крахе семьи как социального института.
В случае невыполнения большинством семей основных функций, определяемого по общепринятым критериям в рамках бытующих систем ценностей, имеет смысл проводить различие между дезорганизацией и кризисом семьи как между двумя формами неблагополучия общественного устройства жизни.
Легче всего обстоит дело с оценкой выполнения репродуктивной функции семья остается единственным социальным институтом, обеспечивающим воспроизводство населения.
Посему демографический критерий рождение не менее 2,1 детей на замужнюю женщи109 ну или 2,6 детей на эффективный брак является надежным показателем того числа детей, которое необходимо обществу (в том числе этническим общностям, народам, нациям) во избежание депопуляции.
Известна даже семейная структура по числу детей, достаточная для сохранения достигнутой численности населения в будущем (среднее число детей на женщину 2,15 предполагает наличие 2% семей с 5 и более детьми, 14% семей с 4 детьми, 35% с 3 детьми, 35% с 2 детьми, 10% с одним ребенком и 4% бездетных семей3.
Но одно дело критерий воспроизводства населения, другое оценка на его основе эффективности репродуктивной функции семьи.
Находятся ученые, отказывающиеся признать правомерность привлечения этого критерия для разработки оптимальной модели семьи.
Что же касается функции социализации, то хотя оценка качества воспитания детей подвержена "субъективным" вкусам, тем не менее можно отыскать "объективный" критерий, например, минимизацию случаев правонарушений и отклоняющегося поведения.
При этом важно знать и воздействие характера социализации на качество воспитания является ли социализация сугубо семейной или сугубо внесемейной.
Повидимому, большинство ученых осуждает тоталитарный вариант социализации, предложенный Платоном, в его республике содержание и воспитание детей с первых дней после рождения осуществляются специальными общественными учреждениями.
Обычно обращают внимание на те пороки воспитания при "казарменном социализме", которые обусловлены самой организацией подобных воспитательных заведений и отрывом ребенка от кровных родителей.
И в случае отсутствия семьи никто не интересуется мотивами деторождения женщин, не состоящих в браке, и тем, что именно будет побуждать их к рождению детей, которые у них отбираются, При этом не ясно, возможно ли вообще такое добровольное поведение женщин, основанное лишь на "долге" перед обществом, на "сознательности"? Отсутствие интереса к мотивам индивидуального поведения в этом случае не безобидно за этим может скрываться идея о принуждении женщин к беременности и родам либо идея об особой категории женщин-"рабынь", специализирующихся на "детопроизводстве ".
Однако, если исходить из семейной социализации детей, дополняемой воспитательной деятельностью других социальных институтов, то здесь оценка эффективности функции семьи по социализации детей вполне возможна, хотя и затрудняется разнообразием и неоднозначностью бытующих в обществе ценностей.
110 В оптимальной модели семьи должно быть найдено наилучшее соотношение двух качеств социализированности детей с точки зрения общества (общностей, социальных институтов) и с точки зрения родителей, семьи.
Противостояние и противоречивость личности и общества в вопросах социализации и демографического воспроизводства делают гармонизацию этих интересов сложной и острой проблемой, ибо в семейной сфере люди предпочитают стремиться к тому, что им хочется, а не к тому, что является общественно полезным или что не имеет каких-либо отрицательных последствий глобального характера.
И если, к примеру, функции семьи реализуются успешно, то это означает, что эгоистически действующие индивиды (т.е.
побуждаемые к социальной активности личным интересом, индивидуальной системой потребностей) хотят жить в семье и семьей, что-то ценное находят для себя в этом.
Институт семьи существует не потому, что выполняет жизненно важные для существования общества функции, а потому, что вступление в брак, рождение, содержание и воспитание детей отвечают каким-то глубоко личным потребностям миллионов людей.
По-видимому, именно ослабление, угасание этих личных мотивов и желаний ярче всего раскрывает кризис семьи как социального института и, в этом смысле, кризис самого общества.
С другой стороны, факты невыполнения основных функций семьи, фиксируемые статистикой и данными социальных, в том числе социологических исследований, могут и не свидетельствовать о кризисе семьи, если процесс семейной дезорганизации не затрагивает ценности семьи, не связан с девальвацией ценности детей и ценности родительства.
Например, дезорганизация семьи (понимаемая как разрушение брачных союзов и сиротство детей) может иметь место во время стихийных бедствий, эпидемий и войн.
Вынужденное подобными обстоятельствами откладывание реализации потребности в детях, не затрагивающее ценности родительства и детей, также не является признаком кризиса семьи.
Таким образом, ценностный конфликт личности и общества относительно рождения и социализации детей, выливающийся в невыполнение репродуктивной и социализационной функций семьи, сопровождающийся ослаблением семьи как союза родственников (процесс нуклеаризации), союза родителей и детей (процесс конъюгализации и девальвации семьи, детей, родительства), союза супругов (процесс

[Back]