|
дело в конце XVIII начале XIX века. В конце XIX века были частично устранены препятствия, которые в начале века стояли на пути свободного перемещения капитала и рабочей силы. В ХІХ-ХХ вв. капиталисту было гораздо легче вкладывать свой капитал за рубежом, чем это было в дни Рикардо. Законность и порядок были установлены на значительно более прочной основе, знание зарубежных стран, образа жизни и обычаев расширилось, а компании предоставили возможность поделить риск зарубежных предприятий среди многих людей, тем самым сократив его для каждого в отдельности. Конечно, было бы преувеличением сказать, что в первой половине XX в. капитал был таким же мобильным при перемещении из одной страны в другую, как в рамках территории своей страны. Разумеется, все еще имелись определенные различия. И все же утверждение о том, что капитал должен оставаться в границах своей страны, больше не было верным. Не относилось оно и к рабочей силе. Во второй половине ХГХ века и первой половине XX века миллионы людей покинули Европу в поисках лучшей возможности найти работу за океаном [28]. Поскольку условия, предполагаемые классической теорией свободной торговли, а именно отсутствие перелива капитала и рабочей силы больше не существовали, различия между последствиями свободного перемещения товаров во внутренней и внешней торговле также перестали существовать. Если капитал и рабочая сила могут так же свободно перемещаться между странами, как и в рамках одной страны, то больше нет оправдания для проведения различия между последствиями свободной торговли во внутренних и внешних аспектах. То, что справедливо в отношении первого, также относится и к последнему: результат свободной торговли состоит в том, что производство размещается только в тех районах, где для него есть сравнительно благоприятные условия, в то время как районы, где условия производства сравнительно неблагоприятны, остаются неиспользуемыми. Капитал и рабочая сила стали перемещаться из стран с менее 40 |
стране, где условия производства в каждой отрасли промышленности менее благоприятны, чем условия в других странах, нет нужды опасаться, что она будет экспортировать меньше, чем импортировать. Классическая теория блестяще и неопровержимо доказала, не оставив никакой почвы для возражений, что даже страны с относительно благоприятными условиями производства должны считать выгодным импортировать из стран с относительно неблагоприятными условиями производства те товары, которые им, разумеется, было бы дешевле производить самим, но не настолько дешевле, чтобы сохранять производство других товаров, в котором они уже специализируются. Итак, классическая теория свободной торговли говорит государственному деятелю следующее: есть страны с относительно благоприятными и с относительно неблагоприятными природными условиями производства. При невмешательстве правительств в международное разделение труда каждая страна найдет свое место в мировой экономике независимо от того, каковы ее условия производства в сравнении с условиями в других странах. Конечно, страны со сравнительно благоприятными условиями производства будут богаче, чем другие, но этот факт ни в коем случае нельзя изменять политическими мерами. Это простое следствие различий в природных факторах производства. Такова была ситуация, с которой столкнулся прежний либерализм, и его ответом на эту ситуацию была классическая теория свободной торговли. Но со времен Рикардо изменилась и ситуация в мире, и проблема, с которой теории свободной торговли пришлось столкнуться за последние шестьдесят лет перед началом мировой войны, в корне отличалась от той, с которой ей пришлось иметь дело в конце XVIII – начале XIX века. В конце XIX века были частично устранены препятствия, которые в начале века стояли на пути свободного перемещения капитала и рабочей силы. Во второй половине XIX века капиталисту было гораздо легче вкладывать свой капитал за рубежом, чем это было в дни Рикардо. Законность и порядок были установлены на значительно более прочной основе, знание зарубежных стран, образа жизни и обычаев расширилось, а акционерная компания предоставила возможность поделить риск зарубежных предприятий среди многих людей, тем самым сократив его для каждого в отдельности. Конечно, было бы преувеличением сказать, что в начале XX века капитал был таким же мобильным при перемещении из одной страны в другую, как в рамках территории своей страны. Разумеется, все еще имелись определенные различия. И все же утверждение о том, что капитал должен оставаться в границах своей страны, больше не было верным. Не относилось оно и к рабочей силе. Во второй половине XIX века миллионы людей покинули Европу в поисках лучшей возможности найти работу за океаном. Поскольку условия, предполагаемые классической теорией свободной торговли, а именно отсутствие перелива капитала и рабочей силы больше не существовали, различия между последствиями свободного перемещения товаров во внутренней и внешней торговле также перестали существовать. Если капитал и рабочая сила могут так же свободно перемещаться между странами, как и в рамках одной страны, то больше нет оправдания для проведения различия между последствиями свободной торговли во внутренних и внешних аспектах. То, что справедливо в отношении первого, также относится и к последнему: результат свободной торговли состоит в том, что производство размещается только в тех районах, где для него есть сравнительно благоприятные условия, в то время как районы, где условия производства сравнительно неблагоприятны, остаются неиспользуемыми. Капитал и рабочая сила перемещаются из стран с менее благоприятными условиями производства в страны, где условия производства более благоприятны, или, точнее, из давно и густо населенных европейских стран в Америку и Австралию – в регионы, которые предлагают более благоприятные условия производства. Для европейских наций, в распоряжении которых, помимо старых районов поселения в Европе, имелись удобные для колонизации заморские территории, это означало лишь расселение части своего населения за океаном. Например, в случае с Англией – часть ее бывших жителей осела в Канаде, Австралии или Южной Африке. Эмигранты, покинувшие Англию, могли сохранить за собой английское гражданство и национальность на своей новой родине. Но для Германии дело обстояло совсем по-другому. Эмигрировавший немец селился на территории зарубежной страны и оказывался среди представителей иностранной нации. Он становился гражданином иностранного государства; вероятнее всего, связь его детей с немецким народом прервется уже через одно-два или, по крайней мере, три поколения, на чем и завершится процесс ассимиляции. Германия столкнулась с проблемой того, как ей относиться к миграции за океан части ее капитала и ее народа. Не следует делать ошибки и полагать, что проблемы торговой политики, с которыми пришлось столкнуться Англии и Германии во второй половине XIX века, были одинаковыми. Для Англии вопрос заключался в том, следует ли ей позволить переселиться в доминионы части населения. Никаких причин препятствовать этому у Англии не было. Проблема Германии состояла в том, оставаться ли ей безучастным зрителем, когда ее граждане эмигрируют в британские колонии, в Южную Америку и другие страны, где, как ожида |