|
демонстрируется в русской песне, в музыке, в поэзии. Грусть является общим и ведущим мотивом русской поэзии, а лучшие русские народные песни проникнуты грустным содержанием, заунывным и протяжным напевом. Однако выделение преобладающего минорного настроя русского менталитета не должно ни у кого вызывать сомнений относительно страстного темперамента русских людей. Русский человек верит в судьбу. Его можно назвать фаталистом. Но это своеобразный фатализм, не мешающий демонстрировать кипучую энергию и инициативу. В силу чувственной окраски национального сознания у русского человека наблюдаются перепады грусти и веселья, бездеятельности и активности., Даже его «грусть, — говорит В. Г. Белинский, —не болезнь слабой души, не слабость немощного духа, нет, эта грусть могучая, бесконечная, грусть натуры великой, благородной. Русский человек упивается грустью, но не падает под ее бременем, и никому не свойственны до такой степени быстрые переходы от самой томительной, надрывающей душу грусти к самой бешеной исступленной веселости» [23, с.79]. Для русского народа, по мнению мыслителя, характерны смелость, бодрость, находчивость, переимчивость, молодечество, разгул, удальство. Источник диалектического сочетания грусти и могучей бодрости, тоски и безудержного веселья в русской душе коренится в крепости и здоровье духа нации. Существование русской нации связано с необходимостью овладения, организации и защиты огромной территории. Гигантские пространства, которые необходимо обустраивать, не могли не сказаться на ментальных свойствах русского народа. По мнению Н. А. Бердяева, необъятность русской земли, отсутствие границ и пределов выразились в строении русской души: «Пейзаж русской души соответствует пейзажу русской земли —и то и другое характеризуется такими свойствами, как безграничность, бесформенность, устремленность в бесконечность, широта» [24, с.279]. Безграничность пространства местообитания русского народа оказала крайне противоречивое воздействие на его характер. Широта, удаль, щедрость, свободолюбие —на |
Однако, в силу противоречивой природы национально-ментальных свойств, даже такое, казалось бы, безнадежно отрицательное качество дает русским некоторое преимущество перед другими народами, особенно в творческих видах деятельности. По отзывам американских специалистов, программисты-россияне имеют преимущество перед западными специалистами в области компьютерных программ: “Для них нет понятия “нерешаемая задача” ... Они по складу мышления более универсальны и поэтому без всякой боязни берутся за работу, на первый взгляд невыполнимую. И, что самое удивительное, решают проблему” [Загадки русской души, 1996, с. 43]. Старая истина о том, что наши недостатки есть продолжение наших достоинств, в полной мере применима и к русскому “авось”. Влияние особенностей природной среды явственно обнаруживается также в чувственно-эмоциональной компоненте русского национального менталитета. Необъятный и довольно однообразный пейзаж равнины, многомесячная зима, покрывающая белоснежным покровом поля и леса, короткое непредсказуемое лето, долгая осень с затяжными унылыми дождями, хмурое северное небо все это способствует, по нашему мнению, преобладанию у русских людей минорного душевного настроя. Наглядным образом минорный настрой души демонстрируется в русской песне, в музыке, в поэзии. Грусть является общим и ведущим мотивом русской поэзии, а лучшие русские народные песни проникнуты грустным содержанием, заунывным и протяжным напевом. Так, волшебство художественно-эстетического воздействия на русского человека поэзии А.С. Пушкина достигает своего апогея, если она пронизана грустными мотивами: Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит Летят за днями дни, и каждый день уносит 105 106 Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем Предполагаем жить... И глядь как раз умрем. На свете счастья нет, но есть покой и воля. давно завидная мечтается мне доля Давно усталый раб, замыслил я побег В обитель дальнюю трудов и чистых нег Однако выделение преобладающего минорного настроя русского менталитета не должно ни у кого вызывать сомнений относительно энергичности и страстного темперамента русских людей. Русский человек верит в судьбу, и поэтому его можно назвать фаталистом. Но это своеобразный фатализм, не мешающий демонстрировать кипучую энергию и инициативу. В силу чувственной окраски национального сознания у русского человека наблюдаются перепады грусти и безудержного веселья, сонной бездеятельности и поразительной активности. Даже его “грусть, говорит В.Г. Белинский, не болезнь слабой души, не слабость немощного духа, нет, эта грусть могучая, бесконечная, грусть натуры великой, благородной. Русский человек упивается грустью, но не падает под ее бременем, и никому не свойственны до такой степени быстрые переходы от самой томительной, надрывающей душу грусти к самой бешеной исступленной веселости” [Белинский, 1992, с. 79]. Для русского народа, продолжает Белинский, характерны смелость, бодрость, находчивость, переимчивость (на обухе рожь молотит, зерна не обронит, нуждою учится калачи есть), молодечество, разгул, удальство (и в горе и в радости море по колено. Источник диалектического сочетания грусти и могучей бодрости, тоски и безудержного веселья в русской душе коренится в крепости и здоровье духа нации, а также во влиянии бесконечного русского пространства. Следует иметь в виду то, что существование русской нации связано с необходимостью овладения, организации и защиты огромной территории. Гигантские пространства, которые необходимо обустраивать, не могли не сказаться на ментальных свойствах русского народа. По мнению Н.А. Бердяева, необъятность русской земли, отсутствие границ и пределов выразились в строении русской души: “Пейзаж русской души соответствует пейзажу русской земли, та же безграничность, бесформенность, широта^’ [Бердяев, 1994, с. 79]. Безграничность пространства местообитания русского народа оказывает крайне противоречивое воздействие на его менталитет. Широта, удаль, щедрость, свободолюбие на одной стороне; расточительство, разгул, бесшабашность, слабая самодисциплина на другой. Власть шири над русской душой детерминирует целый ряд русских свойств и русских недостатков. С нею связаны русская лень, беспечность, недостаток инициативы, слабо развитое чувство ответственности [см. Бердяев, 1991, с. 64]. Пространственные размеры страны держали русский народ в непомерном напряжении сил, требовали от него смирения и жертвы, но они же давали ему чувство безопасности. Огромная и широкая русская земля всегда спасает русского человека, и поэтому он привык полагаться на ее заступничество, больше брать от нее, чем возвращать. Если другие народы привыкли дорожить каждой горстью своей земли, то в русском народе не может не обескураживать беспечность и расточительность в этом отношении. Ему часто кажется, что земля и природные богатства, которыми он владеет, никогда не кончатся. Может быть, именно поэтому русский народ столь легко воспринял потерю многих своих исконных территорий после распада СССР. В конце XX века русский народ, как нам представляется, не выдержал испытания гигантским и бесконечным пространством как непременным условием сохранения здоровья национально-государственного тела. К сожалению, 107 |