|
к языку: погулять на воле, выйти на волю. Воля —это отсутствие забот о завтрашнем дне, это беспечность, блаженная погруженность в настоящее» [162, с.8]. Широкие пространства, владеющие душами русских людей, вылились в понятие воли, отличное от европейского понимания свободы. Если для европейца свобода есть сознательный и добровольный учет необходимости в своих поступках, то для русского свобода —это воля, соединенная с простором, с неограниченным ничем пространством. Выбрав волю вместо свободы, русский человек нередко становится заложником собственного выбора. Для него быть свободным — значит своевольничать, не знать меры в проявлении своих страстей. Именно не знающий меры порыв к воле вместо свободы в немалой степени обусловил распад промышленности, сельского хозяйства, науки и культуры в конце XX века. Нельзя не отметить важность Культа природы (природный календарь с его ярко выраженной цикличностью, круговоротом; устойчивая семантика аграрных праздников и соответствующих обрядовых форм; почитание Земли как всеобщей Матери и т.п.) для становления и развития русской культуры, общественного строя и государственности. Подтверждение этому можно найти в «Церковно-народном месяцеслове на Руси». Этот календарь обозначает месяцы и дни всего года, объясняет значение праздников, обычаев, примет и наблюдений за погодой. Так, например, известно, что, находясь в близком отношении с окружающей природой, русский человек особенно любил всматриваться во все ее явления, замечать происходящие в ней перемены, по которым он делал свои выводы и заключения; они служили для него живым и ходящим месяцесловом, выражавшемся в форме народных пословиц. Но так как весь этот запас отдельных наблюдений и замечаний трудно было доверить памяти народной, то предки наши и обратили внимание на церковный месяцеслов, к которому легче и удобнее всего было привить все эти приметы и наблюдения. Такое применение церковного месяцеслова к древнерусской народной жизни было |
в других языках» (136, 8). Среди таких понятий «свобода» и «воля», которые отличаются друг от друга. «Воля вольная это свобода, соединенная с простором, с ни чем не прегражденным пространством... Воля —это большие пространства, по которым можно идти и идти, брести, плыть по течению больших рек и на большие расстояния, дышать вольным воздухом, 102 воздухом открытых мест, широко вдыхать грудью ветер, чувствовать над головой небо, иметь возможность двигаться в разные стороны как вздумается» (136, 8-9). Русская лирическая песня, колокольный звон, быстрая езда это тоже стремление к пространству. «Восторг перед пространствами» видит академик Лихачев уже в древней русской литературе в летописях, в «Слове о полку Игореве», в «Слове о погибели Русской земли», в житии Александра Невского, почти в каждом произведении русской литературы XI XIII вв.: «Издавна русская культура считала волю и простор величайшим эстетическим и этическим благом для человека» (136, 12). В исследованиях Лихачева подчеркивается важность культа природы (природный календарь с его ярко выраженной цикличностью, круговоротом; устойчивая семантика аграрных праздников и соответствующих обрядовых форм; почитание Земли как всеобщей Матери и т.п.) для становления и развития русской культуры, общественного строя и государственности. Он находит подтверждение этому в «Церковно-народный месяцеслове на Руси» знатока русской старины И.П.Калинского, впервые опубликованный в 1877 г. в «Записках русского географического общества по отделению этнографии». Этот календарь обозначает месяцы и дни всего года, объясняет значение праздников, обычаев, примет и наблюдений за погодой. Так, например, известно, что, находясь в близком отношении к окружающей природе, русский народ особенно любил всматриваться во все ее явления, замечать происходящие в ней перемены, по которым он делал свои выводы и заключения; они служили для него живым и ходячим месяцесловом, выражавшемся в форме народных пословиц и поговорок. Но так как весь этот запас отдельных наблюдений и замечаний трудно было доверить памяти народной, то предки наши и обратили внимание на церковный месяцеслов, к которому легче и удобнее всего было привить все эти приметы и наблюдения. Такое применение церковного месяцеслова к древнерусской народной жизни было очень естественно, так как все почти нововведения христианской веры приходились по нраву и характеру нашим предков и в большинстве случаев довольно успешно входили в общественную и частную жизнь. Важно значение церковно-народного месяцеслова для понимания становления российского менталитета. При внимательном взгляде, вся масса чисто народных верований и преданий, празднеств и обрядов, составляющих содержание древнерусского церковно-народного месяцеслова представляет довольно своеобразную, более народную, чем языческую, обстановку церковного элемента. С одной стороны, в ней ясно отражаются древне-бытовые черты и особенности народного характера, а с другой через нее придается какая-то художественная рельефность и живость церковно-народной жизни, представляющейся как бы в своего рода картинке, с постоянным отливом истины и фантазии, заблуждений и высокой правды. Явление это результат столкновения и борьбы двух противоположностей: ограниченной, наивной народности и безграничных, общечеловеческих стремлений и идей христианства. «Жизнь не хаос, она подчиняется определенному порядку, уставу, типикону. Для язычников его функции выполняет земледельческий календарь с вкорененной в нем идеей круга, повторения, «коловращения жизни». Это календарь глубоко религиозный, о чем надлежит помнить» (227, 36). Христианский календарь обнаружил способность к адаптации. Масленица, например, была «привязана» к подвижной во времени Пасхе, стала в конце концов неделей, предшествующей Великому посту, который тоже подвижен и тоже зависит от Пасхи. Мирская жизнь слилась с жизнью приходской, «обновление» души совершалось теперь и в церкви, и на 103 |