|
41 структуре языковой личности соответствует се вербальносемантическому уровню, на котором в полную силу, в зависимости от темперамента и языкового мастерства ритора, развертывается пафос («страсти»), рождающий ответный этос реципиента аффективное состояние получателя речевого сообщения (согласно Дж. Дюбуа и др. [см.: Общая риторика, 1986]) как сложный сплав его мыслей, чувств, эмоций; данном психолингвистическом процессе ведущую роль игу' рают риторические фигуры матаболы [Ворожбитова, 2000, 101-102]. Важнейшими составляющими публицистического текста являются, с одной стороны, инвентивно-логическое начало, принадлежащее сфере теории аргументации, с другой стороны элокутивноэкепрессивное. Как вид ораторской прозы публицистический текст одно из сложнейших риторических образований, что проявляется как в содержании текста, отражающего наблюдения над жизнью и включенные в них размышления автора, так и в речевой форме текста как единстве его логической и экспрессивной структуры. Их различие состоит в том, что логическая структура выражает суть описанной автором целостной картины жизни, а эмотивность экспрессивной лексики связана с деталями картины и лишь в своей совокупности может пониматься как системно-структурное образование. Между логической и экспрессивной структурами в публицистике существует диалектическая взаимообусловленность, которую А.А. Ворожбитова квалифицирует как инвентивно-элокутивную координацию. С одной стороны, экспрессивная лексика несет в себе отпечаток общей логики текста, подчиняется ее целям и задачам. С другой сама логика текста приобретает с их помощью особую выразительность и убедительность. Болес того: сила и убедительность логики автора тем выше, чем большее эмоциональное потрясение лежит в основе замысла его статьи [Там же, с. 103]. |
214 тообразующего процесса (так, страстный протест Л. Толстого по поводу смертной казни крестьян выразился в его знаменитой статье «Не могу молчать!»). Уже на этой, преддиспозитивно-ориентировочной, стадии возникает концепт текста, зародыш инвенции (изобретения мысли), как тот угол зрения, ракурс, в котором будет проходить дальнейшая мыслительная обработка темы, ее расчленение на парадигму субконцептов в результате мысленного диалога с предполагаемым адресатом и предметом речи. В полном виде инвенция, как и диспозиция (расположение) линейно-синтагматическое развертывание референта осуществляются на лингво-когнитивном уровне языковой личности, в ее тезаурусе, который схематически можно считать епархией логоса («аргументы»). Наконец, этап элокуции третий шаг универсального идеоречевого цикла «от мысли к слову» в структуре языковой личиосги соответствует ее вербально-семантическому уровню, на котором в полную силу, в зависимости от темперамента и языкового мастерства ритора, развертывается пафос («страсти»), рождающий ответный этос реципиента аффективное состояние получателя речевого сообщения (Дюбуа и др. 1986) как сложный сплав его мыслей, чувств, эмоций. В этом психолингвистическом процессе ведущую роль играют риторические фигуры матаболы (см. подробнее в параграфе 3.4). Некоторые аспекты лингвориторической интерпретации представлены нами на материале статей Л. Толстого «Не могу' молчать!» (см. Прил. 1), В. Замятина «Я боюсь» (Ворожбитова 1994 б), эссе-триптиха К. Бальмонта (см. Прил. 2). Особенно наглядным с избранных исследовательских позиций представляется публицистический дискурс периода Великой Отечественной войны, когда с огромной силой проявился мобилизующий, воздейственный потенциал творчества Л. Леонова, А. Толстого, И. Оренбурга, О. Берггольц, билингва* Л. Довженко и многих других, что специально рассматривается в гл. 4. * Проблемы билингвизма в лингвориторическом аспекте рассмотрены нами в ряде работ, напр.: Ворожбитова 1999 б. 215 Важнейшими составляющими публицистического текста являются, с одной стороны, инвентивно-логичсскос начало, принадлежащее сфере теории аргументации, с другой стороны элокутивно-экспрессивное. Как вид ораторской прозы публицистический текст одно из сложнейших риторических образований, что проявляется как в содержании текста, отражающего наблюдения над жизнью и включенные в них размышления автора, так и в речевой форме текста как единстве его логической и экспрессивной структуры. Их различие состоит в том, что логическая структура выражает суть описанной автором целостной картины жизни, а эмотивность экспрессивной лексики связана с деталями картины и лишь в своей совокупности может пониматься как системно-структурное образование. Между логической и экспрессивной структурами в публицистике существует диалектическая взаимообусловленность, которую можно квалифицировать как инвентивноэлокутивную координацию. С одной стороны, экспрессивная лексика несет в себе отпечаток общей логики текста, подчиняется ее целям и задачам. С другой сама логика текста приобретает с их помощью особую выразительность и убедительность. Более того: сила и убедительность логики автора тем выше, чем большее эмоциональное потрясение лежит в основе замысла его статьи (см., напр., экстралингвистическую информацию о душевном состоянии Л.Н. Толстого в момент написания статьи «Нс могу молчать!» в Прил. 1). Если рассматривать аргумент как первичную лингвориторическую структуру публицистического текста (а в расширительном смысле ср. «художественный аргумент» и других видов текста), то именно в его рамках целесообразно изучать такие «чисто» лингвистические явления, как лексикосемантическое своеобразие и грамматические особенности авторского идиостиля, вопросы лексико-грамматической координации и специфическое воплощение рематической доминанты и др. Стремление поставить частные виды лингвистического анализа, как и элементы литературоведческого, «на службу аргументу» должно помочь выявлению закономерностей его функ |