|
43 генетической составляющей лингвориторического анализа дискурса как формируемого иной личностью ментального пространства [Там же, с. 104]. Для нашего исследования принципиально важным является положение о том, что, будучи главной структурной единицей публицистического текста, аргумент пролегает как господствующая в сознании говорящего (языковой личности) лингвориторическая картина мира «в миниатюре», отражение политического априори, детерминирующего со1 циальное сознание, тезаурус языковой личности [Там же, с.209]. : В связи с этим анализ аргументативной стратегии и тактики советского официального дискурса в передовых статьях газеты «Правда» : 1941-1945 гг. представляет особый интерес. Как отмечает А.А. Ворожбитова, в русской антифашистской публицистике экстремального для этноса военного периода в наиболее обнаженном виде реализовались базовые речевые эмоции любви и ненависти, сострадания и страха, а также этические, эстетические, физиологические. Будучи . сфокусированы в соответствующие дсятелыюстно-коммуиикативные ч потребности на мотивационном уровне языковой личности [см.: Каг раулов, 1987], они становились стимуляторами мощной риторской интенции, необходимой для создания подлинно воз действе! той, моби: лизующей аргументации, подчиненной «истине выживания». Аргумеитативпой стратегии в публицистике принадлежит важнейшее место. Аргумент, являясь иивентивным звеном универсального характера, одновременно выполняет диспозитивную функцию, а его структура выступает формой для элокутииного заполнения. Таким образом, < логическая траектория аргументации соответствует диспозитивным I характеристикам текста, а лингвистическая реализация аргументации г -элокутивным характеристикам публицистической статьи [Ворожбитова, 2000, с. 209].1 |
германская армия преступная фашистская свора и т.п. Как показал анализ, основными источниками метафоризации при характеристике врагов выступают: животный мир: жадная слюнявая морда немецкой гиены, старый вояк блеет (о Гитлере), гитлеровские волки. волчья морда в свежей крови, коричнева вошь (И. Эренбург); сфера преступного мира: бандиты, шайка гангстеров, преступная шайка, Джеки-потрошители; область психической патологии: истеричная самоуверенность, бесноватость, горячечность, садизм; психопатическое честолюбие (о Гитлере); мир технократии: немец автомат, робот; фабрика военных машин (А. Толстой); военная машина, серийное производство убийц (И. Эренбург). Фашистское ментальное пространство в целом осмысляется как генерирующее зло. ■ А что такое фашист мы узнали, все они детоубийцы, растлители, мародеры, надменные дураки, связавшие себя с Гитлером круговой порукой страшного преступления; разумного и доброго в них нет, а есть зло, и они сознательно хотят делать злое. Рассмотренные концепты и оппозиции, генерирующие по амплификационному принципу антитезисные ментальные пространства советской и фашистской идеологий, выступают базовыми лингвориторическими конструктами советского языкового сознания периода Великой Отечественной войны. 4.3.2. Военная публицистика в свете теории аргументации В русской антифашистской публицистике экстремального для этноса военного периода в наиболее обнаженном виде реализовались базовые речевые эмоции — любви и ненависти, сострадания и страха, а также этические, эстетические, физиологические. Будучи сфокусированы в соответствующие деятельностно-коммуникативные потребности на мотивационном уровне языко 330 бой личности, они становились стимуляторами мощной риторской интенции, необходимой для создания подлинно воздейственной, мобилизующей аргументации, подчиненной «истине выживания». Как было показано в параграфе 3.1.3, аргументативной стратегии в публицистике принадлежит важнейшее место. Аргумент, являясь инвснтивным звеном универсального характера, одновременно выполняет диспозитивную функцию, а его структура выступает формой для элокутивного заполнения. Таким образом, логическая траектория аргументации соответствует диспозитивным характеристикам текста, а лингвистическая реализация аргументации элокутивным характеристикам публицистической статьи. Будучи главной структурной единицей публицистического текста, аргумент предстает как господствующая в сознании говорящего (языковой личности1) лингвориторическая картина мира «в миниатюре», отражение политического априори, детерминирующего социальное сознание, тезаурус языковой личности. При анализе аргументагивной стратегии публицистов в период Великой Отечественной войны мы опирались на следующую типологию аргументов: 1. К очевидному (эвиденция): а) очевидец: автор; другой участник событий; б) канал восприятия: зрение; слух; 2. К Логосу (рассуждения, умозаключения); 3. К Этосу («к состраданию», «к отвержению»); 4. К Пафосу («к угрозе», « к обещанию») (Хазагеров, Ширина 1994). Особую роль при автократическом государственном устройстве приобретают вспомогательные доводы «к доверию», играющие большую психологическую роль; при этом гипертрофия довода «к глобальному» доверию применительно к вождю становится специфической чертой политического дискурса автократического государства. Приведем примеры типичных аргументов публицистики периода Великой Отечественной войны (из статей А. Толстого). Доводы к этосу (к состраданию и отвержению): ■ В Польше, в концлагерях, где заключены польские рабочие, польская интеллигенция, смертность еще весной этого года дошла до семидесяти процентов, теперь она поголовная. Население Польши истребляется. В Норвегии наци отобрали несколько тысяч граждан, посадили их на баржи и «без руля и ветрил» пустили в океан. Во Франции, во |