|
партийная бюрократия при советской власти), не уважаются законы и права личности, отсутствует демократия, власть носит абсолютный характер. Как отмечал Н. Н. Алексеев, «русский марксизм и ленинизм ярко выразил все свои неевропейские, евразийские черты»99. Как раз с «евразийскими чертами» связывает Н. Н. Алексеев некоторые положительные стороны советской системы, частично возникшие, по его мнению, в ходе стихийного политического строительства. Он полагал, что «идея, лежащая в основании советской системы (а не советская практика), разрешила довольно успешно проблему органического представительства» (в противовес индивидуалистическому). «Сила советского государства, писал Н. Н. Алексеев, заключается в том, что оно своей целью поставило решительную борьбу с капитализмом, объявило себя, таким образом, некоторым «государством правды» и заставило многих поверить, что оно действительно есть государство правды». Именно это дало ему «преимущество... в способности агитации, в способности убеждения в своей правде среднего русского человека» . Такие особенности правовой культуры россиянина как правовой * , ^ нигилизм, оппозиция права и морали, сохранились до настоящего времени. В современной России лишь юристы, в силу их более высокой правовой компетентности, видят, что для успеха социальной модернизации нужна более рационалистичная правовая культура, в которой больше логики, прагматизма, больше знаний и индивидуального самосознания, наконец. А общество, в том числе в лице представительной власти, осуществляющей законотворческие функции, то есть реально создающей новое правовое пространство, тяготеет к «морали»: справедливости, равенству, поддержке в новом праве старой социальной традиции. Эта уже не теоретическая, а онтологическая дилемма, порождающая драматическую коллизию 99 Алексеев Н. Н. Русский народ и государство. М., 1998. С. 143 100 Там же. С. 180,308. 107 ¿кV* |
социальной модернизации нужна более рационалистичная правозая культура, в которой больше логики, прагматизма, больше знаний и индивидуального самосознания, наконец. А общество, в том числе в лице представительной власти, осуществляющей законотворческие функции, то есть реально создающей новое правовое пространство, алчет «морали»: справедливости, равенства, поддержки в новом праве старой социальной традиции. Эта, уже не теоретическая, а онтологическая дилемма, порождает драматическую коллизию современного правового строительства незаметную для многих, но от этого не становящуюся менее реальной. Такое коренное, архетипическое противодействие внедрению правовой культуры демократического общества, с ее ценностями личности (индивидуальности), собственности (материального благополучия), социальной соревновательности (конкуренции и общественного расслоения), законности (строгой правовой регламентации и ответственности в поведении и взаимодействии социальных субъектов) заставляет исследователя усомниться: а соответствуют ли новые правовые установления национальным правовым ценностям, возможно ли формирование правового государства в России, стоит ли надеяться и бороться за установление новых, демократических правоотношений? Член-корреспондент РАН В.С.Нерсесянц убежден в том, что эти задачи ставить и решать нам придется неизбежно: «Цель права как должного в отношении закона (позитивного права) и государства можно сформулировать в виде следующего императива: закон (позитивное право) и государство должны быть правовыми (выделено нами Н.Т.). 84 |